Андрей Тарковский. Уроки режиссуры / Часть 8: Каннские и парижские тайны фильма "Андрей Рублев"

Об экранной судьбе фильма Андрея Тарковского „Андрей Рублев’, представлении его на внеконкурсный показ Каннского кинофестиваля 1969 года и выходе в сентябре того же года в парижских кинотеатрах „Кюжас’, „Элисей-Линкольн’, „Бонапарт’ и „Студио-Распай’ написано много. Но в основном далекое от правды.

Как всегда, постфактум появились сопричастные Великому, рьяные защитники фильма „Андрей Рублев’, которые в трудные минуты жизни Андрея Тарковского находились „рядом с ним’ и „бились’ на всех уровнях за выход картины на экраны в нашей стране и за рубежом.

Осуждать „сопричастных’ не собираюсь. Пусть выдуманные истории остаются на их совести. Однако постараюсь хроникально рассказать о событиях, связанных с представлением фильма „Андрей Рублев’ на внеконкурсный показ Каннского фестиваля, и о выпуске его на экраны в парижских кинотеатрах.

Зимой 1966 года в Москве в просмотровом зале „Совэкспортфильма’ „Андрей Рублев’ был показан президенту западноберлинской кинопрокатной фирмы „Пегасус фильм’ Сержио Гамбарову, совладельцу французской кинопрокатной фирмы „ДИС’ Алексу Московичу, мне, тогда представителю „Совэкспортфильма’ во Франции, Швейцарии, Испании и Португалии, и еще нескольким местным сотрудникам.

Мы были потрясены. Эпическое полотно из трех новелл заворожило нас. И после того как в зале зажегся свет, мы еще долго молчали. Тишину нарушил Алекс Москович: „У нас в руках Гран-при Каннского кинофестиваля!’ Тут мы наперебой стали выплескивать нахлынувшие эмоции. Только Виктор Рощин, консультант западноевропейского отдела „Совэкспортфильма’, смотрел на нас грустно-удивленными глазами, понимая, наверное, что наши эмоции погаснут, когда мы услышим, какие ярлыки уже начали приклеивать „Андрею Рублеву’.

Обуреваемые радужными мыслями о Каннском фестивале, мы явились к председателю „Совэкспортфильма’ Александру Николаевичу Давыдову, человеку неоднозначному, в доброй, широкой душе которого уживались черты и русского купечества, и респектабельного человека от кино.

Дед (так называли А.Н. Давыдова в объединении) встретил нас иронической усмешкой: „Наверное, устали от бесконечных ужасов на экране?’ – Алекс Москович: „Не устали, а с удовольствием еще и еще раз готовы смотреть это величайшее явление в искусстве’. Наступила пауза. Затем Дед в спокойной форме, с большим тактом стал рассказывать, что фильм еще не готов, что у постановщика есть свои соображения по сокращению и перемонтажу некоторых эпизодов, что киноспециалисты видят в фильме элементы неуважения к истории России… Наблюдая за Дедом, я вдруг почувствовал, что в душе он был против всей этой напраслины, возводимой на гениальное произведение, и что он, как и мы, был поклонником этого чуда советской кинематографии. Но, увы, А.Н. Давыдов был лицом официальным, и поэтому наша беседа окончилась тем, что Дед отказался дать копии фильма западноберлинской фирме „Пегасус фильм’ и французской фирме „ДИС’. Отказался он и от проведения переговоров о продаже фильма в ФРГ, Францию и другие страны.

Вышли мы из его кабинета обескураженные и удрученные. Возмущению Сержио Гамбарова и Алекса Московича не было предела. Эпитеты в адрес нашей системы лились из их уст самые сочные. Все пересказывать нет смысла, но об одном суждении вспомню. „Этому государству недолго осталось жить… Оно тупое’, – сказал Алекс Москович.

В Комитете кинематографии СССР политику тогда вершил Владимир Евтихианович Баскаков. Он посоветовал мне о фильме „Андрей Рублев’ не заикаться. К тому времени единственный защитник фильма в ЦК КПСС, заместитель заведующего идеологическим отделом по кино Георгий Иванович Куницын уже был снят с работы за „левизну’, и фильм с помощью многих кинематографистов и чиновников был предан анафеме.

Размышляя о фильме „Андрей Рублев’ и вспоминая „Иваново детство’, я пришел к выводу, что Андрей Тарковский по своим философским воззрениям ближе всего к Гегелю, к его триадам о вечности духа, который является божеством и высшей субстанцией в мироощущении человека. Но не творческая сущность режиссуры Андрея Тарковского возмущала чиновников от кино. Они этого не понимали – и слава богу, что не понимали. Иначе в своей идеологической борьбе против Тарковского они объявили бы режиссера врагом марксизма-ленинизма. И тогда могли замаячить Колыма или Соловки…

Я и Алекс Москович все-таки встретились с Андреем Тарковским, и он рассказал о том, что именно требуют вырезать, сократить и переделать в фильме и как уговаривает его Баскаков прислушаться к голосам „доброжелателей’. Из беседы с Тарковским мы поняли, что ни на какие предложения бюрократов он не пойдет и примет любые муки во имя целостности фильма. Со своей стороны мы пообещали режиссеру, что начнем драться за фильм через Париж – с помощью директора Каннского фестиваля Фавра Лебре, министра культуры Франции Андре Мальро и других деятелей культуры Франции.

В Париже Москович встретился с Фавром Лебре, Андре Мальро и руководителем киноцентра Франции Андре Олло и рассказал им печальную историю фильма. Фавр Лебре пообещал Московичу, что во время поездки в Москву для отбора советского фильма на конкурс Каннского фестиваля будет настаивать на том, чтобы ему показали „Андрея Рублева’, и если картина действительно такого высокого уровня, то он обязательно попросит дать ее в Канны.

Со своей стороны Сержио Гамбаров и я поведали об „Андрее Рублеве’ многим кинематографистам ФРГ, Австрии, Швейцарии, Испании, Италии и Франции. О фильме стали писать в прессе. В поддержку Тарковского выступили кинематографисты зарубежных стран. В их числе самыми активными защитниками фильма были Робер Оссеин, Тонино Гуэрра, Леонид Моги, Симона Синьоре, Ив Монтан, Джулиано Монтальди, Паоло Сербантини, Одиль Версуа, Элен Белье, Марина Влади, Фредерик Россиф, Александр Мнушкин, Леон Зитрон, Мишель Морган, Жерар Ури, Ив Чампи, Жана Моро, Жорж Петере, Анук Эме, Роже Вадим и другие. Слух об „Андрее Рублеве’ распространился в мире кино с быстротой молнии. И кинематографисты Запада, к тому времени уже посмотревшие фильм Сергея Параджанова „Тени забытых предков’, поняли, что настало время спасать другого гения советского кино, Андрея Тарковского, и его чудо-произведение „Андрей Рублев’.

Тарковского на Западе знали. Его первая картина, „Иваново детство’, произвела фурор и завоевала много призов на международных фестивалях в начале 60-х годов, в том числе в Венеции, Сан-Франциско, Акапулько. Поэтому судьба Андрея Тарковского волновала многих. Тем паче что в нашей киноистории талантливое часто постигалось через признание на Западе. Так было с фильмами М. Калатозова „Летят журавли’, Л. Шепитько „Крылья’, И. Таланкина „Дневные звезды’, А. Кончаловского „Первый учитель’ и другими. Видимо, такая же судьба ждала и новый фильм А. Тарковского.

В середине марта Фавр Лебре выехал в Москву для отбора фильма на конкурс Каннского фестиваля. Прежде всего он попросил показать ему „Андрея Рублева’. Руководство Комитета кинематографии СССР долго тянуло с показом, утверждая, что фильм еще не готов, но в итоге вынуждено было показать с жесткой оговоркой: фильм не может быть представлен на конкурс фестиваля. Фавр Лебре, как и мы, был очарован фильмом, но стену вокруг „Андрея Рублева’ ему проломить не удалось. В итоге на конкурс Каннского фестиваля Москва выдвинула один из „шедевров’ С. Юткевича „Ленин в Польше’.

В 1966 году битва за фильм „Андрей Рублев’ была проиграна, и нам ничего не оставалось, как снова и снова убеждать Комитет кинематографии СССР разрешить выпустить фильм на экраны Парижа. В 1967 году Москва вновь отказалась представить фильм на Каннский фестиваль. В 1968 году история повторилась.

В начале 1969 года появилась надежда, что в ЦК КПСС и в Комитете кинематографии СССР, устав от настойчивых просьб кинематографистов Запада и от почти скандальной истории с фильмом в нашей стране, наконец примут решение выслать „Андрея Рублева’, словно диссидента, на Запад…

В конце марта 1969 года чудо произошло – я получил указание руководства „Совэкспортфильма’ на продажу картины во Францию. Восторгам руководителей французской кинопрокатной фирмы „ДИС’ Алекса Московича и Сержа Греффе не было конца. Мы немедленно стали готовить рекламу фильма и просчитывать лучшие варианты премьеры и проката. А Фавр Лебре потирал руки в надежде, что „Андрей Рублев’ украсит конкурсный показ Каннского фестиваля 1969 года.

В начале апреля в Париж приехали председатель Комитета кинематографии СССР А.В. Романов, председатель „Совэкспортфильма’ А.Н. Давыдов и начальник управления внешних сношений кинокомитета А. А. Славнов. И тут истинный смысл разрешения на прокат во Франции фильма „Андрей Рублев’ раскрылся. Во время встречи с министром культуры Франции Андре Мальро, главой киноцентра Франции Андре Олло и директором Каннского фестиваля наши киночиновники заявили, что фильм уже продан французской фирме „ДИС’ и советская сторона таким образом потеряла право предоставить фильм на Каннский фестиваль.

Однако это лицемерие, эти наши идеологические выкрутасы и привычка нивелировать самое талантливое в отечестве встретили отпор со стороны Андре Мальро, человека высокой европейской культуры, автора романа „Судьбы человеческие’ и Мировой энциклопедии искусств. С улыбкой, достойной Талейрана, министр промолвил: „Ну что ж, господа, попросим французскую фирму „ДИС’ представить фильм „Андрей Рублев’ на внеконкурсный показ Каннского фестиваля!’.

Такого поворота советские гости не ожидали: их торжество с придуманной продажей лопнуло как мыльный пузырь. Андре Мальро, искушенный политик и дипломат, показал нашим „совковым политикам’ высший пилотаж политической игры: „Вы сыграли с продажей фильма, чтобы уйти от представления его на конкурс. Мы вас переиграем – покажем фильм специально на внеконкурсных гала (несколько раз) во Дворце фестивалей и создадим международный ажиотаж вокруг французской премьеры вашего фильма’.

В конце обеда Романов предложил Андре Мальро открыть Каннский фестиваль новым советским эпическим полотном – фильмом Ю.Н. Озерова „Освобождение’. Андре Мальро не возразил, попросил прислать фильм для просмотра и окончательного решения вопроса.

После обеда, как только французы покинули посольство, Романов и Давыдов накинулись на меня с ЦУ, предлагая бойкотировать внеконкурсный показ „Андрея Рублева’ на фестивале, провести переговоры с Алексом Московичем и Сержем Греффе и добиться того, чтобы фирма „ДИС’ отказалась представить „Рублева’ в Каннах. Я молчал и, конечно же, собирался вместе с Алексом Московичем и Сержем Греффе сделать все наоборот…

Гости из Москвы уехали, наш посол В.А. Зорин вздохнул и напомнил, что надо показать фильм „Освобождение’ Андре Мальро. Для этого предстояло субтитровать 70-миллиметровую копию фильма в Бельгии. Я стал теребить „Совэкспортфильм’, чтобы они прислали копию для Брюсселя. Конечно, с копией, как и со всеми другими рекламно-информационными материалами, „Совэкспортфильм’ запоздал. Но эту беду можно было бы пережить, если б не грянула другая. Раздался звонок из Москвы – Романов запретил показывать „Освобождение’ министру Андре Мальро и представлять этот фильм на открытии Каннского фестиваля. Оказывается, фильм не успел посмотреть Л.И. Брежнев, а идеологи из ЦК без его одобрения не решились на столь „политически важный шаг’. Зорин, узнав о звонке Романова, сказал мне: „С твоим начальством не соскучишься. Пожалуйста, меня в эту ситуацию не впутывай, сам иди к Андре Мальро и сам объясняйся. В такие игрушки серьезные люди не играют’.

Ничего не оставалось делать, я пришел к Андре Мальро на прием и выложил ему всю правду. Мы оба рассмеялись. Я часто показывал министру наши фильмы, и он знал о выходе их на экраны Франции. Сколько их было, наших замечательных кинолент: „Тени забытых предков’, „Листопад’, „Иваново детство’, „Первый учитель’, „Я шагаю по Москве’, „Берегись автомобиля’, „Мир входящему’, „Морозко’, „Тридцать три’, „Когда деревья были большими’, „Никто не хотел умирать’, „Крылья’, „Состязание’, „Война и мир’, „Нежность’, „Живые и мертвые’, „Дон Кихот’, „Гамлет’, „Мне двадцать лет’, „Шестое июля’, „Отец солдата’, „Анна Каренина’, „Братья Карамазовы’, „Конец Санкт-Петербурга’ и „Октябрь’ (восстановленный на музыку Шостаковича и Прокофьева великим кинодокументалистом Фредериком Россифом), „Обыкновенный фашизм’, „В огне брода нет’, „Три дня Виктора Чернышева’, „Преступление и наказание’ и другие…

Общение с Андре Мальро всегда было интересным, он высоко ценил русскую культуру. В 1968 году министр направлялся с официальным визитом в нашу страну. За несколько дней до отъезда я показывал ему фильм „Анна Каренина’. Он спросил, что интересного можно будет посмотреть в Москве и где хранятся деревянные скульптуры на религиозную тему, о которых ему еще в 1923 году рассказывал Луначарский. Я понял, что речь идет о Пермских богах, и посоветовал ему обратиться к Екатерине Фурцевой и к директору Третьяковской галереи. Зная, как любит Мальро примитивистов, как много он сделал для спасения работ Руссо, я рассказал ему о выставке Пиросмани, которая проходила в Москве, в надежде, что Андре Мальро пригласит выставку в Париж, что впоследствии и случилось.

В эти дни мне часто звонил Н.Н. Озеров, уважаемый и чтимый мною человек. Он справлялся о судьбе фильма „Освобождение’ – беспокоился за брата. А я ничего не мог ему ответить и намекал, что все дело в Москве.

Тем временем открытие Каннского фестиваля – 5 мая каждого года – приближалось. И мы вместе с фирмой „ДИС’ бросили все силы на подготовку красочного плаката „Горящая икона’, информационного листка о фильме „Андрей Рублев’ и его создателях для прессы, и иллюстрированного буклета.

В середине апреля были названы два советских фильма, из которых предполагалось срочно выбрать конкурсный для Каннского фестиваля: „В городе С.’ и „Катерина Измайлова’. Чисто кинематографически оба фильма не годились для конкурса, и я посоветовал Фавру Лебре принять „Катерину Измайлову’ только потому, что это экранизация бессмертной оперы Дмитрия Шостаковича и главную партию в фильме исполняет Галина Вишневская. У меня были простые соображения: с фильма „В городе С.’ уйдет большинство зрителей, с фильма „Катерина Измайлова “ не уйдет никто. Так и получилось: „Катерину Измайлову’ смотрели до конца и аплодировали музыке Шостаковича и героине Вишневской. 5 мая, в день открытия Каннского фестиваля, я сообщил руководству Комитета кинематографии СССР, что мне не удалось убедить фирму „ДИС’ и она не смогла отказать Андре Мальро в просьбе представить фильм „Андрей Рублев “ на внеконкурсный показ. Доводы были железные, и от меня на некоторое время отстали.

В Канны прилетел заместитель председателя Комитета кинематографии СССР А.В. Головня, известный кинодокументалист, один из редких компетентных специалистов в руководстве кинокомитета, весьма приятный, интеллигентный, порядочный человек. Я понял, что его послали на заклание, как козла отпущения, – на случай скандала с „Андреем Рублевым „. Хитросплетения Баскакова заработали, и Головня был предназначен в жертву. Позволить им отыграться на порядочном человеке? Нет, хватит и того, что передо мной ясно вырисовывалась собственная перспектива.

За три дня до внеконкурсного показа фильма „Андрей Рублев’ я уговорил Головню уехать с Каннского фестиваля. К чести его будет сказано, он не хотел уезжать и все время повторял, что он русский человек и должен разделять трагическую судьбу искусства своего отечества.

День демонстрации фильма „Андрей Рублев “ настал. Это происходило в Фестивальном дворце Каннского фестиваля. Подступы к дворцу были забиты желающими попасть на просмотр. Люсьен Сория прохаживался между журналистами и кабинетом директора Фавра Лебре, улаживая возникающие конфликты. С утра в Канны съехались представители французской, итальянской, испанской, немецкой, швейцарской прессы, аккредитованные журналисты США, Южной Америки, Англии, Скандинавских стран, Японии, а также стран социалистического лагеря. Стоял многоязычный гул. Вместить всех желающих на два запланированных сеанса не представлялось никакой возможности. И тогда я попросил Алекса Московича, чтобы он договорился с Фавром Лебре о двух дополнительных сеансах на второй день, в воскресенье.

Перед первым сеансом дирекция фестиваля объявила по городскому радио и телевидению, что фильм „Андрей Рублев’ будет еще дважды показан завтра. Это объявление сняло накал страстей, и все же в зале негде было упасть не то что яблоку, но и гвоздю. Сидели в проходах, на лестницах, на сцене. Я наблюдал за залом во время демонстрации фильма. Такого напряжения зрителя – и зрителя весьма специфического, избалованного всеми чудесами кинематографии, – я ни до, ни после никогда не видел. Когда закончились кадры с иконостасом и гарцующими жеребцами на зеленом лугу, начался шквал оваций, слышались восклицания: „фантастика’, „жениаль’, „фор-мидабль’, „белиссимо’, „грандиозо’…

Я ждал хорошего приема – но такого?! Дух перехватывало от радости, от восторга. Алекс Москович и Сержио Гамбаров не стесняясь плакали. Да, бывают в жизни людей минуты откровения и счастья. И такое с нами случилось благодаря рождению на белый свет фильма „Андрей Рублев’.

Вечером на втором сеансе все повторилось. В воскресенье число желающих попасть на фильм увеличилось. Съехались почти все отдыхающие Кодда-зюра. Вся вечерняя пресса вышла в субботу с короткими, но восторженными сообщениями о фильме. В воскресных французских, английских, испанских, немецких газетах и в прессе других стран фильму „Андрей Рублев “ были посвящены подвалы и полосы. И только пресса Советского Союза молчала, несмотря на вальяжное пребывание в Каннах корреспондентов „Правды’, „Известий’, „Литературной газеты’. А в наши дни, спустя долгие годы, все они весьма осмелели и стали писать о своем „героическом’ участии в судьбе фильма „Андрей Рублев „.

В субботу вечером и в течение всего воскресенья меня, Алекса Московича и Сержа Греффе разрывали на части покупатели фильма. Здесь были представители кинобизнеса, наверное, всех частей света! В конце концов мы договорились с Леопольдом Бренесом, владельцем крупной западноевропейской компании „Бельсо’, о продаже фильма „Андрей Рублев “ по всей Европе и в США за космическую цену! Но об этом я скажу в финале, ибо эта история не менее печальна, чем другие, ей подобные.

Праздник вокруг фильма „Андрей Рублев’ в Каннах продолжался до конца фестиваля. Для общей полной радости не хватало, конечно, присутствия здесь самого виновника торжества, Андрея Тарковского, автора фильма и автора прекрасного праздника кино для всех участников фестиваля. Было как-то не по себе. Киномир ликует и славит великое творение, а его создатель страдает и мучается в догадках: как там?

В воскресенье вечером Алексу Московичу удалось связаться с Андреем Тарковским по телефону и рассказать ему о поразительном успехе фильма.

В конце фестиваля ФИПРЕССИ присудило – единогласно – фильму „Андрей Рублев’ Главный приз киножурналистов мира. Самуэль Ляшиз, известный французский теоретик искусства, главный редактор отдела литературы и искусства газеты „Ле Летр Франсез’, рассказывал мне, как проходило заседание жюри. Оно началось с имен „Андрей Рублев’ и Андрей Тарковский и закончилось этими же именами. Других вариантов не было и быть не могло.

Вернувшись с фестиваля в Париж, я тут же подвергся шквалу телефонных звонков из Москвы. Теперь руководящие указания сыпались по поводу премьеры фильма в Париже. Руководителям кинокомитета и в голову не приходила мысль об утере всех прав на фильм после его продажи фирме „ДИС’. Пришлось посылать телеграмму „наверх’ о том, что мы не вправе запретить фирме прокат фильма в Париже. И сможем получить такое право… лишь после уплаты миллионов в валюте за разрыв договора и неустойку. Но эта телеграмма осталась не понятной для руководства комитета. Оно продолжало неистово бомбардировать меня устрашающими требованиями отменить премьеру „Андрея Рублева’ в Париже. И смешно, и горько! Стремясь выполнить указания ЦК КПСС, руководители кинокомитета потеряли представление о реальности: к французской фирме „ДИС’ партийные директивы не имели никакого отношения.

В конце лета состоялась премьера фильма „Андрей Рублев’ в парижских кинотеатрах „Кюжас’, „Элисей-Линкольн’, „Бонапарт’ и „Студио-Распай’. Фильм демонстрировался в этих кинотеатрах (на 300—450 мест) с аншлагом в течение всего года. Успех у зрителя и прессы описывать нет смысла… Одним словом, я никогда в жизни не видел такого единодушия в оценке фильма, как это происходило с „Андреем Рублевым’. Для примера приведу отрывок из статьи самого именитого киножурналиста Франции Жана де Баронсели, опубликованной 21 ноября 1969 года в газете „Монд’: „Этот шедевр русского искусства потрясает нас своим мастерством. Кроме того, он раскрывает суть человека, который создал Великое. Его моральное достоинство, глубокий идеализм, его приверженность к высшим ценностям, к человечности и к гуманизму. Повторим же еще раз: „Андрей Рублев’ – превосходный фильм, который делает честь советскому искусству. И если у Андрея Тарковского останутся свободными руки, то Эйзенштейн и Довженко найдут в нем своего последователя’.

Кто же придумал и нацепил фильму „Андрей Рублев’ ярлык „антирусского’? Нет, это делали не идеологи из ЦК КПСС. До этого додумались, по всей видимости, некоторые мастера советского кино. После просмотра „Андрея Рублева’ они поняли, что на Руси родилось нечто, что в советском кино появилась планка, достичь которую они никогда не смогут.

Наш кинематограф тех лет в основном состоял из конформистских середнячков, а тут простое и сложное, трагическое и великое, историческое и правдивое, профессиональное и гениальное. Рывок на десятилетия вперед, фильм вровень с творениями Феллини, Висконти, Бунюэля, Бергмана. Шедевр и чудо русской культуры… Разве такое могут простить ремесленники от кино?

Травили у нас Пушкина и Лермонтова, Достоевского и Толстого, Блока и Есенина, Бунина и Цветаеву, Прокофьева и Шостаковича. А почему бы и не Тарковского? Представляете, замахнулся… высунулся… претендует… притом с глубоким постижением величия истории России и искренней к ней любовью. Такое искусство для конформистов крамольно. Оно звучит гимном духовному могуществу русского народа. Такое надо остановить, осквернить и смыть.

И еще одно. Выступая недавно по телевидению, Андрей Кончаловский с грустью подметил, что трагедия русских и евреев, а я бы добавил, и грузин, состоит в вечной зависти к талантливому, успешному, масштабному, крупному, личностному, неординарному и т.д., ко всему тому, что выбивается из стадности, из уравниловки, из одинаковости и равнозначности во всем.

Помню, на Всесоюзном совещании кинематографистов осенью 1969 года в присутствии идеологов из ЦК КПСС выступал Сергей Юткевич, который вначале предложил Параджанову… помочь перемонтировать „Цвет граната’ для того, чтобы он стал „понятен зрителю’, а затем обронил примерно такую фразу: „Я только что из Парижа, и там в кинотеатре „Кюжас’ демонстрируется фильм „Андрей Рублев’, хотя в нашей стране он не выпущен на экраны. А между тем мне мой друг, известный французский режиссер, коммунист Мишель Курно, говорил, что он не любит фильм Тарковского „Андрей Рублев’ за то, что Тарковский в фильме не любит русский народ’.

На этом совещании присутствовали Демичев и Шауро из ЦК КПСС. Подарок им преподнес Юткевич отменный. Не только мы, но и зарубежные друзья считают фильм „Андрей Рублев’ антирусским! Ведь Юткевич – живой классик советского киноискусства, и как к его словам не прислушаться, как не поблагодарить Мишеля Курно…

В конце года меня вернули в Москву. Хорошего понемногу, кашу заварил крутую. Показал французскому зрителю, что в советском кино есть великолепные ленты…

В Москве выяснилось, что разрешил продажу фильма „Андрей Рублев’ Демичев, и это указание он дал Романову в присутствии Льва Кулиджанова. Но затем произошло то, что так часто происходило в ЦК КПСС: главный идеолог Суслов высказался о фильме резко отрицательно и запретил его выпуск на экраны. Романов, конечно, не решился сказать, что указание на продажу фильма получено лично от Демичева. Был один человек – Кулиджанов, который предлагал Романову пойти вместе к Демичеву и напомнить, как все было. Но Романов это предложение не принял и написал в ЦК докладную, в которой во всех „бедах’ (вплоть до похищения копии „Андрея Рублева’!) обвинил меня.

О всех сложностях, постигших меня по возвращении в Москву, рассказывать не стану. Но вспомню добрым словом хороших людей – И. С. Черноуцана, Н.В. Орехову (сотрудников ЦК КПСС), В.А. Зорина (посла СССР во Франции), Л. А. Кулиджанова (тогда председателя Союза кинематографистов СССР), которые сыграли в моей судьбе спасительную роль.

Что касается договора о продаже Леопольду Бренесу и Алексу Московичу прав проката фильма „Андрей Рублев’ помимо Франции на большинство стран мира, в том числе и США, то этот договор, предложенный ими, принес бы нам колоссальную сумму. Вначале он и был подписан „Совэкспортфильмом’, а потом им же разорван, вследствие чего Алекс Москович навсегда отказался от сотрудничества с нашей страной в области кино.