Такеши Китано. Резкий взгляд, болезненное, напряженное лицо в оспинках, вытравленная перекисью голова.

Начало поразительно напоминало придворную церемонию: вереница похожих друг на друга помощников (все как на подбор со стрижками в стиле "японский рок", в черных дизайнерских очках, безупречных черных костюмах и ослепительных белых рубашках), многозначительная пауза перед дверью номера, густая тишина - и поклоны, с которыми черно-белые придворные указали в конце концов в сторону шелковой ширмы, за которой должен был находиться их сэнсей. Тем более поразительным оказался облик Китано, открывавшийся после всего этого в глубине роскошного номера: резкий взгляд, болезненное, напряженное лицо в оспинках, вытравленная перекисью голова, джинсы цвета "прощай, молодость" и серый свитерок под горло.

Нервически потирая руки, он неуютно восседал на самом краешке роскошного дивана, всем видом подчеркивая очевидную ошибку в построении кадра - как будто это была его первая в жизни хорошая гостиница и первая в жизни хорошая мебель. На шикарном инкрустированном столике, нечаянно подкрепляя очевидность имиджевого конфликта всей этой помпезной обстановки с обликом героя, стояли глубоко неформальные глазные капли, которые господин Китано каждые пять минут с очевидным усилием закапывал в дергавшийся глаз.

Китано. Давайте сюда руку, - невысокий коренастый человек лет пятидесяти вскакивает и с долгим крестьянским радушием трясет мою ладонь. - Рад. Располагайтесь. Вот, стулья тут есть, кажется...

После аварии у него дергается половина лица и плохо работает рука. Падают сигареты, капли, ручка, брошюры со стола... -

Я смотрю, вы сменили имидж, - замечаю я, пытаясь снять мучительное напряжение на его лице.

Покрасился, - стеснительно бурчит он. - Это для телевизионной программы.

Омолодиться хотели? - поддеваю я.

Наоборот. Хотел придать себе немного солидности при помощи белых волос. (Напряженный смех.) Но это не работает. Со мной все равно все держатся запанибрата.

Попробуйте после этого представить, что Такеши Китано - самый знаменитый сегодня японский режиссер, самый популярный японский телеведущий, крайне популярный автор газетной колонки, известный актер и художник.

Маска Зимы

Утром я смотрела ваш новый фильм "Куклы" и долго думала, как должна строиться человеческая жизнь, чтобы из души не уходила способность быть и в зрелости романтиком. Каков секрет?

Хм. Разве вы восприняли эти истории как романтические?

Ну, вряд ли можно иначе воспринять истории любви, где женщина с юности до старости ждет покинувшего ее возлюбленного, ежедневно готовя ему ужин на случай возвращения, или историю, где мужчина, желая искупить свою вину перед покинутой любимой, связывает себя с ней веревкой и добровольно превращается в бездомного скитальца...

Хм. Разве в этом есть что-то необычное? А я-то думал: почему этот фильм впервые в моей киноистории смотрит такое количество женщин? (Смеется.) В действительности я не вижу в этом ничего от романтики. В таком случае камикадзе тоже можно назвать "романтиками-экстремалами". И любую страсть - включая политические страсти - тоже можно к этому разряду отнести... Я говорю о явлении любви, поглощающей личность без остатка. О любви, которая сродни наркотику.

Вы не согласны с тем, что такой сюжет представляет собой, ну, скажем, лирический радикализм?

Нет. Это не радикализм. Это как раз, напротив, весьма консервативная художественная идея. Ибо я работаю с традицией в ее истинном понимании. Японская традиция - это традиция красивой смерти. Осмысленной. Оправданной большим поступком. Любовь как ничто иное является такого рода поступком. И надо вам сказать, что в свое время такой способ поведения считался нормальным, почти естественным для японца. Это считалось счастьем - умереть от любви или за нее.

Заметим, что в этой фразе вы употребляете прошедшее время.

К сожалению, да. К сожалению, я вынужден признать, что осталось весьма мало японцев, понимающих ту традицию, о которой я говорю. Очень мало осталось людей, знакомых с традиционным японским кодексом чести, модусом поведения... Я намеренно включил в фильм фрагменты спектакля театра кабуки - я хочу подчеркнуть, что эти истории не вписываются в сегодняшний день, но являются категорически традиционными.

Вы не разделяете точку зрения современной культурологии на трагедию как невозможный в наше время жанр?

В каком же, интересно, смысле это невозможный жанр?

Невозможный в связи с отсутствием понятия судьбы и рока.

А кто сказал, что они отсутствуют?

Ну, скажем, так: современная цивилизация предпочла дать человеку возможность забыть об их существовании.

Хм. История со связавшими себя влюбленными взята из реальной жизни. Это были реальные люди, которых я видел в Токио, в районе, где обитают певцы и артисты, - в тот период, когда я еще только начинал свою карьеру. Мужчина и женщина бродили по улицам, связанные бельевой веревкой. Меня это абсолютно поразило. Они были уже старыми, эта пара, и было ясно, что так они путешествуют не первый день... Надо вам сказать, что, несмотря на очевидную странность этой сцены, над ними никто не смеялся. Было в этом что-то поразительно трагичное, заставлявшее всех вокруг умолкнуть... В фильме я только веревку сделал красного цвета, потому что, по японской легенде, влюбленные связаны между собой красной нитью, которую ничто не может порвать. Такое очень редко бывает - натолкнуться на момент, в котором сразу видна вся история. Хотя ирония судьбы состоит в том, что та парочка в действительности была городскими сумасшедшими...

Маска Весны

В Японии вас называют "вечным анархистом". Скажите, насколько это определение соответствует состоянию сегодняшнего Китано?

Т. К.: (смеется). Я тоже, знаете, часто задаю себе вопрос, смогу ли я оправдать это звание и устоять под натиском 55 лет. Я стал актером в свое время именно потому, что это была единственная профессия в Японии, дозволявшая говорить не по уставу. Но, конечно, людям свойственно с возрастом становиться менее категоричными. (Смеется.) Если вы могли заметить, я раньше никогда не снимал хорошеньких женщин.

Следует ли понимать ваш фильм как проявление вашей сегодняшней сентиментальности?

Как и все остальные мои фильмы, это фильм о способе сохранения своего лица.

И после этого вы еще говорите о том, что со временем становитесь все менее и менее японским режиссером!

Неправда! Я так говорил только в молодости.

Неужто вы с тех пор сильно изменились?

Хм... Видимо, я остался таким же максималистом, как был. Мне и сегодня приятно публично говорить (нервный смешок), что Голливуд - это рак на теле мирового искусства. Мне вообще приятно иметь возможность говорить все, что я хочу... Пожалуй, да. Я до сих пор не научился приспосабливаться. Ни к чему. И ни к кому.

То есть с вами трудно уживаться - так это следует понимать? К примеру, съемочной группе с вами тяжело?

Вы, видимо, плохо знаете, как обращались со своей группой классики японского кино Одзу, Мидзогути или Куросава. Они все были предельно тираничны. Они ставили себя с окружающими как боги. Я обожаю их фильмы, особенно Куросаву, но у меня нет никакого желания таким образом обращаться со своими товарищами. Для меня это неприемлемый способ работы и жизни.

Вы сказали, что боитесь не оправдать репутацию "анархиста". По-вашему, "анархист" - лестное звание?

Безусловно. Я социальный пессимист в отношении общества правил, в котором мы все живем. Но это ни в коем случае не пессимизм в отношении человека. В отношении личности я как раз экстремально оптимистичен. Я считаю, что личность способна противостоять всему. Любому обществу и любым правилам. Собственно, об этом мой новый фильм. Единственный закон - это закон твоей собственной совести. Все остальное - глупые социальные схемы.

И что, по-вашему, дает человеку силы для подобного противостояния?

А о чем, по-вашему, я говорил в фильме? Сила чувств.

Но разум и чувство в восточной культуре всегда боролись между собой с перевесом в пользу разума.

Вы правы. Но любовь возникает без причин и разгорается без спросу. Я в этой связи, можете себе представить, уже слышал в Японии комментарии по поводу того, что это мой самый кровавый фильм. В смысле того, что там больше всего смертей.

Расстроились?

Удивился. Так же как вашему вопросу про романтическое кино. Потому что я никогда не рассматривал смерть как жертву. Я рассматриваю смерть всего лишь как шаг в сторону вечности. Шаг, который определяет меру вещей...

Авария и полгода полной неподвижности - как они на вас повлияли?

Нет-нет. Уверяю вас, не авария заставила меня понять, что грань между жизнью и смертью предельно тонка. Это случилось много раньше.

Маска Лета

Интересно, вы помните момент, когда вы впервые почувствовали себя абсолютно свободным?

М-м-м... Наверное, это был день, когда я бросил университет. Я пошел в университет на инженерный факультет и искренне старался превратить себя в человека стабильной жизни и регулярной зарплаты. Старался отдать дань уважения матери. Это было хорошее, престижное, перспективное образование. Но я чувствовал себя по-настоящему глубоко несчастным... И это был момент очень мучительный. Потому что, с одной стороны, я не мог бросить учебу из чувства стыда перед родителями (это был очень дорогой факультет - мама несколько лет собирала деньги на мою учебу, а я очень уважал ее труд). А с другой стороны, я очень уважал себя и свою индивидуальность. И не был готов отдать ее на заклание... Где-то год я мучался. Но в результате все-таки ушел. И я до сих пор помню час, когда я в первый раз прогулял лекцию по математике. Помню солнце в то утро. Хотя шел мелкий дождь...

После этого вы больше нигде не учились. Скажите, вас никогда не мучал комплекс человека с незаконченным образованием?

Безусловно, это не поощрялось окружающими. Но вместе с тем это было время вьетнамской войны, когда в японском обществе шел серьезнейший раскол между его образованной и, так сказать, низшей, необразованной частью. Потому что университетская элита тогда была заражена модой на все американское и отчасти поддерживала Штаты, а улица открыто выражала протест этой войне... Так что в смысле духовном я оказался как раз на своем месте. Тогда как раз появились "дети-цветы" - группа пацифистов, и я в нее вошел...

Ну неужели вы ни разу не испытали дискомфорта, сменив университетскую аудиторию на лифтерскую будку и ночной стрип-клуб?

Нет, это было бы неправдой так сказать. Я работал грузчиком и лифтером, и это был очень непростой опыт. Даже, можно сказать, тяжелый. И мне было очень трудно поначалу, потому что вместо университетских занятий пришлось заниматься всякой ерундой, вплоть до сбора мусора. И этот период длился довольно долго, пока в актерской труппе, куда я устроился мальчиком на побегушках, не заболел исполнитель главной роли и мне не предложили его заменить... Это было крайне дискомфортным состоянием. Особенно неприятно было, когда я встречал своих бывших товарищей по университету, которые в моем поведении не усматривали ничего, кроме сумасбродства и желания досадить приличному обществу.

В Японии тоже проблемы с признанием права личности на поиск себя?

Это общемировая история! Помню, был один товарищ, который очень гордился тем, что после университета устроился работать на "Хонду". Он пришел пообедать в ресторан, где я в те времена мыл пол, и с видимым желанием меня уязвить рассказывал о том, какая там прекрасная регулярная зарплата и прочее... Ну и что? Прошло несколько лет, я стал популярным телеведущим и пришел на "Хонду" выступать со своими рассказами. Весь завод собрался на меня смотреть. Можно сказать, на этот раз он подавал мне чай...

А о чем, кстати, был ваш первый рассказ?

О-о, мои первые истории были крайне далеки от идей посвящать себя любви до конца и вообще от подобных больших идей! Первые рассказы, которые я написал, были пародиями. Я писал газетные скетчи и пародии на детские сказки. Если я не ошибаюсь, самой первой была пародия на Белоснежку - так она, кажется, зовется? Ну, девочка, которая зеркало донимает просьбами рассказать о том, как она хороша...

Можно я тогда вас спрошу, чего больше всего на свете боялся маленький Такеши Китано?

Хм. Я могу ответить вам на этот вопрос. Больше всех на свете я боялся своей матери.

?

Да. Она была очень сильной и очень жесткой. И это вступало в конфликт с моей к ней любовью... (Нервный смешок.) Впрочем, я лучше дам другой ответ. Больше всего на свете я в детстве боялся масок - тех самых традиционных масок, которые вы видели в картине. Особенно маски Лета - такой раскосой, смотрящей куда-то вбок. Я очень не люблю, когда отводят взгляд...

Маска Осени

Ну вот скажите: существует Китано - знаменитый кинорежиссер, Китано - известнейший телеведущий и Китано - популярнейший газетный журналист. Плюс к тому есть Китано- актер и Китано-художник. Каковы взаимоотношения всех этих персонажей внутри вас? Кто кем управляет? Кто с кем ссорится?

Нет-нет, у них никаких межличностных противоречий не возникает. Это же я управляю и тем, кто пишет колонку, и тем, кто ведет программы, и тем, кто играет. Это театр, живущий внутри меня... Вы ведь знаете, наверное, что я порой даже фильмы свои подписываю разными именами. Но у меня нет конфликтов. Я кукловод. Дирижер кукол, исполняющих мной выбранные роли.

А я, когда смотрела ваши последние фильмы, ловила себя на мысли, что Китано- художник в вашей компании все-таки главный.

Нет, вы знаете, это не связано с моими занятиями живописью. Просто я в какой- то момент осознал, что все мои фильмы до "Фейерверка" по сути монохромны. Они все выполнены в таких пастельных, серо-голубых тонах. И это было удивительно для меня, потому что мне всегда хочется цвета. Цвета и света, живых красок. Я вдруг понял, что тоскую по той красоте, тому естественному многообразию красок, которые разлиты вокруг. И, как вы могли заметить, я даже не ставил декораций. Просто ждал. Цвет действительно предмет моих сегодняшних размышлений. Особенно в плане влияния на подсознание. Но все это не имеет отношения к занятиям живописью. Я занимаюсь ей исключительно как любитель.

А я видела в Париже выставку ведущих японских художников, на которой были произведения Такеши Китано.

Т. К. (хитро улыбается). Просто ту выставку устраивали мои друзья. И взяли пару моих работ. Это была просто дружеская тусовка.

Хорошенькая дружеская тусовка! Там во всю стену красовался манифест, разъяснявший, что собранные здесь работы представляют новое течение в современном японском искусстве, которое Харуки Мураками назвал "постяпонизмом"...

Т. К. (смеется). Как-как это называлось?

Пост-японизм.

И кто это назвал? Мураками?

Да.

Да, я по молодости действительно полагал, что было бы полезно уничтожить какие- то статичные форматы, мешающие развитию нашего искусства, - я воспринимал власть традиции как ненужный этикет. Но потом я, как всякий зрелый человек, осознал, что любое будущее базируется на памяти и что попытка вписать будущее в контекст культуры, не имеющей твоего прошлого, является полным абсурдом.

То есть ваша точка зрения не столь пессимистична, как утверждения постяпонистов о загнивании замкнувшегося в себе японского общества.

Любые радикальные заявления по сути голые короли. Ну должна Япония интегрироваться в мировое сообщество. Ну и интегрируется она туда со временем естественным образом, потому что мир все равно движется к глобализации. Это все очень простые и очевидные вещи, и нечего из них делать помпу. Как и из меня нечего делать помпу. Я самый обычный человек, проживающий свой самый обычный опыт жизни. И я не хочу делать заключения масштабней, чем заключения размером в эту жизнь.

Источник: журнал "Домовой", 2003