Радио "Свобода" / Лицом к лицу: Кинорежиссер Александр Митта

Лидер в той или иной сфере общественной жизни - человек известный и информированный - под перекрестным огнем вопросов трех журналистов: российского, иностранного и ведущего «Свободы».

Слушать аудиоверсию передачи можно на сайте Радио Свобода.

Мумин Шакиров: У нас в гостях кинорежиссер Александр Митта. Вопросы ему задают: Роланд Фритше, Второе немецкое телевидение (ZDF), и Александр Голубчиков, главный редактор интернет-издания «FilmZ.ru Настоящее кино».

И вначале по традиции – краткая биография гостя нашей передачи.

Диктор: Александр Митта родился в 1933 году в Москве. Окончил инженерно-строительный факультет МИСИ имени Куйбышева. Работал графиком-карикатуристом в юмористических и литературно-художественных журналах. В 1960 году окончил режиссерский факультет ВГИКа, где его наставником был Михаил Ромм. В кино дебютировал в 1961 году, поставив на «Мосфильме» вместе с Салтыковым полнометражную ленту «Друг мой, Колька!». В 1963 году снял фильм «Без страха и упрека». Широкую известность Митте принес фильм «Звонят, откройте дверь», который получил приз «Золотой лев Святого Марка» на международном кинофестивале детских фильмов в Венеции. Автор фильма «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», в котором играл, в частности, Владимир Высоцкий. В 1979 году Александр Митта снял первый советский фильм-катастрофу – это картина «Экипаж». Еще одна из заметных работ режиссера – телесериал «Граница. Таежный роман».

Мумин Шакиров: Наш коллега назвал не все ваши фильмы. Все ли здесь верно? И наверное, еще надо уточнить, что Александр Митта много лет преподает в Гамбургской киношколе и в российских киношколах также.

Александр Митта: Я хотел бы добавить исчезающую из памяти людей мою любимую картину, я думаю, единственную, у которой есть какой-то шанс застрять в истории российского кино, - это картина «Гори, гори, моя звезда».

Мумин Шакиров: И я хотел бы начать нашу беседу с темы «Сценарий в современном кино». Несколько лет назад вы написали книжку «Кино между адом и раем». Это, можно сказать, учебник-пособие, где вы рекомендуете сценаристам, как выстраивать сюжет, поставить фильм, сыграть в нем главную роль. Ранее ваш коллега Александр Червинский выпустил аналогичное издание под названием «Как хорошо продать хороший сценарий». На ваш взгляд, можно ли научиться драматургическому ремеслу, не оканчивая сценарный факультет ВГИКа или Литературный институт? И знаете ли вы примеры, когда прочитав такие пособия, человек добился успеха?

Александр Митта: Конечно, можно, а особенно теперь, когда Интернет предлагает вам на выбор самых лучших мастеров этого дела – Роберта Макки, который был сценарным доктором и участвовал в работе чуть ли не над полутора сотен сценариев, получивших разные премии. И просто много материалов. А если вы еще более-менее языком владеете, то на английском как минимум полторы сотни учебников по сценарному мастерству. А в России этого почти нет. Причем удивительно нежелание замечать, что сценарий становится технологичным, что помимо того, что он выражает вашу личную, авторскую волю, он еще и манипулирует сознанием зрителей. Он должен заставить человека сесть, по крайней мере, перед экраном телевизора или в кино, напрягаться и смотреть, чтобы он не убежал, не переключил кнопку и получил удовольствие. А удовольствие – это эмоциональное переживание и наполнение, то, чего мы в жизни лишены. Вот это дает не только талант, но это умение, чтобы сценарий рос от начала, кульминации и имел впереди манящую цель в виде обозначенного еще древними греками катарсиса. Это вопрос не только таланта, но это и вопрос ремесла. И этому ремеслу можно научиться, а таланту не научишься.

Мумин Шакиров: На мой взгляд, американцы умеют рассказывать истории, поэтому их кинематограф планетарного масштаба. А у вас нет ощущения, что многие российские фильмы невнятны по содержанию? Почему, на ваш взгляд, американцы умеют рассказывать увлекательнейшие истории, а у российских это не всегда получается?

Александр Митта: У моей приятельницы в Лос-Анджелесе муж продюсер, вокруг него много молодежи. И как-то собралась компания, наверное, человек 100 молодых сценаристов, было несколько режиссеров. Огромный котел с итальянской едой, мало питья, никто не курит, кроме девочек, которые на балконе дымят, все купаются голыми в бассейне, что является там совершенно нормальным. В общем, веселье. И я думал, что я попал в центр молодой, богемной тусовки успешных людей, потому что у всех машины, у всех особняки, у всех свои бассейны. Я говорю: «А какие у них сценарии?», - «Полно!». Я спрашиваю: «А по каким поставлены картины?», - «Ни одного». «Что, ни у кого?!», - «Ни у кого». Я говорю: «А как они живут? Почему они веселятся, а не плачут?», - «Да у них совершенно обеспеченная жизнь. Все, что они пишут, будет куплено». «А почему?», - «Потому что так работает индустрия. Она на 100 купленных и оплаченных сценариев запускает в производство один фильм, а на 8 запущенных в производство выходит на экраны один фильм. И этот фильм мы ругаем, говорим, что он плохой, но он проходит по миру». То есть 1 к 800. И индустрия считает правильным оплачивать сценарии - чтобы сценаристы были в форме, чтобы они работали и знали, что когда стукнет час – судьба их позовет, и они будут работать. И эта индустрия опирается не только на мощный слой талантов, которые приезжают со всего мира, чтобы хлопотать своим лицом на десятках кинопроб перед ролью, а она опирается на то, чтобы сценаристы работали. И неграмотный сценарий не имеет шанса быть купленным и оплаченным компанией. А для того чтобы быть купленным и оплаченным, он должен соответствовать параметрам вовлечения зрителей в этот фильм. И так работает индустрия. Она работает не тем, что она учит людей, а тем, что она дает возможность им жить до того момента, когда они окажутся востребованными.

Мумин Шакиров: Во-первых, в России нет киноиндустрии, и об этом уже писали и говорили многие, а во-вторых, нет лишних денег, чтобы оплачивать…

Александр Митта: Это не лишние, это самые необходимые деньги. Для того чтобы создать базу, это самые необходимые деньги. Но она работает наоборот, с другого конца совершенно: сделайте нам фильм, который говорил бы нам о нашем патриотизме, и пусть он будет похож на тот фильм, который снимался 70 лет тому назад великим режиссером Михаилом Роммом, сделайте нам нового «Адмирала Ушакова». А «Адмирал Ушаков» снимался, по сегодняшним понятиям, за неслыханные миллионы. У Ромма был неслыханный талант, он находился в неслыханных тисках, он проклинал свою судьбу, которая заставляла его снимать эти картины. Но талант сильнее.

Роланд Фритше: Александр Наумович, сейчас есть новая политика Российского государства, которая предусматривает выделение бюджетных денег менеджерам, которые должны вложить в кинопроизводство. Как вы думаете, это именно тот путь, чтобы дать толчок российскому кинематографу, чтобы как-то выйти из нынешнего кризиса?

Александр Митта: Это вынужденный путь, и нельзя сказать, хороший он или плохой. Поддержка российского кино, которую осуществляло Министерство культуры и государство, не была системной. Они давали деньги на старт, на сценарий, на фильм, на производство фильма, но уже на то, чтобы раскрутить фильм по стране и показать его зрителям, денег не было. Крутись сам. А там все позиции захвачены коммерческим кинематографом, американцами, которые на год уже планируют все. И у российского фильма очень мало шансов попасть в кинотеатры. И что делает продюсер? Он не может работать так, чтобы фильм разорил его, он «пилит» бюджет, какую-то часть этого бюджета оставляет на то, чтобы платить зарплату своим сотрудниками и иметь какой-то доход для того, чтобы следующий проект можно было бы делать. У него нет другого выхода. И этот бюджет «распилен» изначально не потому, что продюсер жулик, а потому что он поставлен в ситуацию, когда он не может заниматься тем, чтобы продукт, созданный им, дальше получил поддержку государства, а без нее нельзя, и каким-то образом попадал на экраны. И даже лучшие картины превосходных режиссеров, например, как Леша Балабанов, они идут в двух-трех кинотеатрах, пресса о них пишет, а зрители их не видят. И в этой ситуации крупный продюсер делает серьезный фильм, хотя не такой хороший, как можно было бы на эти деньги снять. А мелкий – эти деньги просто растекаются и исчезают. Сто продюсеров появилось, а картин никаких. Говорят: «Они воруют». А что им делать? Они поставлены в эти условия. Хотя бы те 8 менеджеров, которые находятся на виду, которые гарантируют, что картина будет сделана, у них есть и честолюбие, и уважение к себе и к зрителям, они это гарантировали, они и получают эти деньги. Может быть, не самый лучший вариант, лучше было бы, чтобы сотня молодых ребят дебютировали. Но я не вижу другого пути.

Александр Голубчиков: Александр Наумович, мы сейчас говорим о тех бюджетах, которые распределили между менеджерами. Но их выделили под определенные условия, что должно быть снято какое-то кино по государственному заказу. Каким, на ваш взгляд, сегодня должно быть кино, снятое по заказу? В свое время было много фильмов про трактористов, про работниц шоколадных фабрик и так далее. Каким сегодня должно быть кино по госзаказу, чтобы тракторист Вася почувствовал, что его работа престижна, что то, что он делает, делается на благо страны? Но я говорю не только про трактористов, но и про вагоновожатых, про машинистов метро и так далее.

Александр Митта: Какой-то пример для образца было бы глупо определять. Я могу вам сказать, что картина Дмитрия Астрахана «На свете живут хорошие и добрые люди», несомненно, патриотична. Но режиссер, сценарист и все создатели фильма показывают свой патриотизм, не декларируя его, а сокрушаясь по поводу несовершенства человеческой природы с юмором, с самоиронией, с энергией, которая заставляет зрителя вовлекаться в этот фильм, и в общем-то, с мастерством. По-моему, когда есть мастерство сценариста, типа Олега Данилова, когда есть мастерство режиссера, который уважает контакт со зрителем, когда есть ориентация на то, чтобы эта картина была социально востребована, чтобы человек был социально ответственным, тогда это имеет шанс.

Мумин Шакиров: Понятие «патриотическое кино» разное. Ваш любимый режиссер Балабанов наверняка считает, что его фильмы тоже патриотические.

Александр Митта: Я считаю, что патриотизм не там, где режиссер со знаменем в руках бежит, чтобы все за ним бежали, а когда он говорит о болевых точках. Мы не даем рецептов. Он сокрушается вместе с нами, и я сокрушаюсь вместе с ним, и хочу, чтобы было лучше. Когда в итоге фильма я хочу, чтобы стало лучше, по-моему, это патриотично. А когда мне говорят «как хорошо у нас!», я не думаю, что это патриотично для фильма.

Мумин Шакиров: А почему у нас нет традиции политического кино? Казалось бы, России сам Бог велел снимать такие картины. За последние три десятилетия здесь было несколько событий, которые потрясли мир: «перестройка», распад империи, приватизация и две операции «Преемник», - о которых все знают. Почему у нас нет режиссеров уровня Майкла Мура или Оливера Стоуна, которые бы откликались на текущие события? У вас есть ответ на этот вопрос? Это что - страх, отсутствие гражданской позиции или неумение делать политическое кино?

Александр Митта: Самоцензура, конечно, существует. А гражданская позиция, по-моему, есть у всех, независимо от того, хочет он этого или нет, ты обязательно на какой-то гражданской позиции стоишь. Ну, сделать такую картину, а что с ней дальше делать? Даже если я потрачу два года на такой сценарий, кто возьмется за него? Большой риск. Выхода нет. Такой традиции не вырастает. Фильмов на уровне самокритичности, которой отличаются, скажем, европейские картины…

Мумин Шакиров: То есть самоцензура?

Александр Митта: Она очень большую роль играет.

Мумин Шакиров: А у вас было когда-нибудь желание делать фильм, допустим, о живых кремлевских обитателях?

Александр Митта: Никогда не было.

Мумин Шакиров: То есть у вас тоже самоцензура?

Александр Митта: Нет, просто меня другое интересует.

Мумин Шакиров: Но можно рассматривать природу человека внутри кремлевских стен, как человек принимает решения – это же всегда интересно, и эти решения влияют на нашу жизнь.

Александр Митта: Достаточно книжек, по-моему. Есть книги журналистов, которые проникли туда и пишут разоблачительные материалы. Я не думаю, что это так уж народ интересует. В России же происходят другие процессы – когда страна стремительно разбегается в разные стороны. Страна была как бы социально равно бедной, богачи были скрытыми, а теперь она стремительно разбегается на очень-очень богатых, на миллиардеров, и на очень-очень бедных. Она как бы стремится к Индии, только к Индии, которая в жестоком климатическом поясе. В Индии мог человек родиться и прожить всю свою жизнь на улице, нарожать кучу детей, так они и копошатся в ногах. И это не мешало Индии существовать как цивилизованной стране. Прекрасные компьютерщики, прекрасные доктора, которые работают по всему миру, во всем мире их уважают. Но, с другой стороны, миллионы копошатся в грязи, в смраде. И у меня страх, что Россия в эту сторону бежит. Правда, длинной истории не получится, потому что холод все-таки истребит нищих людей. Но она идет в эту сторону. Сейчас идет очень стремительный процесс обогащения, классового разделения. И по-моему, это важнее того, кто занимает какую позицию в Кремле, в Москве или где-то еще. Там все равно круг чиновников…

Мумин Шакиров: Но они принимают решения, которые отражаются в жизни. То есть от их решений и зависит жизнь тех людей, о которых вы рассказываете.

Роланд Фритше: Вы говорили, что вам неинтересно снимать политическое кино. Но, насколько я знаю, вы восхищаетесь, допустим, документальным кино, которое посвящается именно политике. Вы Кончаловского хвалили на 17-ом фестивале в Екатеринбурге четыре года назад. Вы жалели, что поведение россиян подтверждает слова Осипа Мандельштама: «Мы живем, под собой не чуя страны…». Если вы не хотите снимать политическое художественное кино, тогда, может быть, документальное кино?

Александр Митта: Документальное кино, конечно, было бы очень интересно, но, по-моему, телевидение все-таки это делает. Только для этого надо ложиться спать очень поздно, потому что не в прайм-тайме эти передачи идут, а где-то после 10. А уже после 12 и до утра можно искусство смотреть. Но никто не может себе позволить такую жизнь.

Мумин Шакиров: А вы могли бы снять фильм о прокремлевском движении «Наши»? Поехать на Селигер и снять что-то подобное, что делал Климов в картине «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Пионерлагерь кремлевского разлива.

Александр Митта: Я думаю, что человек более молодой – Паша Бардин – снял такой фильм про то, как фашисты возникают…

Мумин Шакиров: Нет, я про движение «Наши», это не фашисты…

Александр Митта: Про любое социальное движение. Для этого нужно быть все-таки из этого поколения. А когда сверху смотришь, как дедушка, на это дело, то контакт возникает хуже.

Александр Голубчиков: Вы ведь были «сценарным доктором», по-моему, у Бекмамбетова на «Черной молнии».

Александр Митта: Нет, я просто смотрел материал. Что-то мне нравилось, что-то нет. Но это классная работа, конечно, на московском уровне.

Александр Голубчиков: Но Бекмамбетов, студия Диснея пытаются делать на российской почве, в российском кино фильмы по западным лекалам. Но выходит это смешно, немножко коряво. Хотя, казалось бы, технологический уровень очень высокий, картинка прекрасная и так далее. В чем проблема? Почему фальшиво получается сделать голливудское кино в России? Почему фальшь сквозит из каждого кадра?

Александр Митта: Я бы так не сказал, из каждого кадра фальшь сквозит. И уровень технический в картине «Черная молния» значительно выше всего того, что было перед этим. И то, что делает Бекмамбетов, у меня вызывает глубокое уважение. Он с совершенно неуемной энергией пытается то, что он с успехом сделал в Америке, делать в России, или на уровне стран, соседствующих с Россией – Казахстан, Киргизия. По-моему, это очень важная работа. Но никто не может сразу быть во всем грамотным. Это процесс. Когда таких картин будет четыре-пять, и каждый будет учитывать ошибки предыдущей, тогда может получиться хорошая картина. Там есть классные моменты и просто сокрушительные ошибки, и они естественны для картины, которая хочет одним прыжком перепрыгнуть пропасть, которая не может быть в один прыжок преодолена. Когда-то Черчилль сказал, по-моему, про Хрущева, что он хочет перепрыгнуть пропасть в два прыжка. Когда ты хочешь перепрыгнуть ее в два прыжка, ты проваливаешься. Значит, надо выстраивать мост. А мост – это профессия, это азбука. И раз уж зашел разговор о Бекмамбетове, то я не вижу более обнадеживающего и продуктивного человека сегодня для российского кино, чем Тимур Бекмамбетов.

Александр Голубчиков: Тут, может быть, фальшивость не во всем, а в том, что пытаются привить жанровые клише, свойственные Голливуду. В российском кино как таковой жанр, такое ощущение, отсутствует или он был забыт.

Александр Митта: Нет жанровых клише чисто голливудских. Голливуд использует жанровые клише, которые имеют отношение к истории драмы от Аристотеля и Шекспира до сегодняшних дней. Он американизирует общечеловеческие и вневременные ценности драмы. Потому что драма структурирована еще за много сотен лет до Аристотеля, а он только словами это подтвердил. А потом все драматурги, и Шекспир, и Чехов, и хорошие образцы современных сценариев, они работают по этим… Это не клише, это условия развития контакта со зрителем. Если контакт со зрителем опирается на картины, которые он видел, любит, и они дают ему понимание жизни, тогда он это принимает и смотрит на вашу историю. А если контакт со зрителем все время напоминает: «О! Это я видел в американском кино. Чего они впаривают мне американское кино про «Черную молнию»?! Тогда я лучше пойду смотреть американский фильм», - вот в чем проблема. У нас нет своей базы зрительских картин и нет своего пути, как осваивать общечеловеческое наследие развития драмы.

Мумин Шакиров: А российский блокбастер по структуре чем-то отличается от американского или французского? Или это почти то же самое?

Александр Митта: Он отличается тем, что он не может охватить зрителей во всем мире и заставить их с восхищением смотреть на экран. И отличается тем, что нет сопереживания, нет идентификации со всеми зрителями. А почему-то российский человек считается чем-то особенным. Это неправильно, никто не особенный.

Мумин Шакиров: Александр Наумович, вы сняли очень много фильмов. А есть фильм, который вы не сняли, и о чем страшно жалеете?

Александр Митта: Гораздо больше фильмов, которые я не снял, втрое больше.

Мумин Шакиров: Назовите хотя бы один не снятый фильм, который дерет вашу душу?

Александр Митта: Я не снял свою версию «Вишневого сада», абсолютно не похожую ни на одну из тех, которые были, и по-моему, она была бы очень актуальна. Французы пообещали деньги, но в последний момент отказали, а я не стал настаивать и ждать годы для того, чтобы получить российское финансирование. А надо было ждать, надо было делать. И то, что я не снимал Чехова, это, я считаю, огромное упущение.

Мумин Шакиров: Я бы хотел вернуться к той теме, которую поднял Роланд, - о финансировании кинематографа, и немножко шире посмотреть на этот вопрос. Вечная тема «Художник и власть». Обратите внимание, что российская (или советская) интеллигенция почти всегда была лояльна к власти, от лизоблюдства и братания до молчаливого согласия. Лишь единицы могли себе позволить идти против течения. А почему? Потому что все время культура финансируется из бюджета. Художники, творцы сами не в состоянии заработать деньги. Речь идет о кино, о театре. Если взять, к примеру, США или Великобританию, то там ни кинематограф, ни театр, по-моему, даже ни балет, ни симфонические оркестры не финансируются государством. А у нас те, кого принято считать творческой интеллигенцией, не могут слезть с «бюджетной иглы», а отсюда и зависимость. На ваш взгляд, может быть, не надо финансировать, может быть, попытаться самим выживать? И тогда уйдет самоцензура, о которой вы сказали, и человек станет более внутренне свободным, не будет той лояльности к власти.

Александр Митта: А к этому все и идет.

Мумин Шакиров: К этому не идет. Идет борьба за бюджет, за кормушку.

Александр Митта: С одной стороны, идет борьба за бюджет, за кормушку, а с другой стороны, техническое оснащение кинематографа стремительно дешевеет. Еще совсем недавно нужно было пол миллиона для того, чтобы получить техническое оснащение картины, а сегодня монтажная у тебя на квартире, пристроена к твоему компьютеру, снимать можно на фотоаппарат, а освещение вообще нужно только для того, чтобы добиться художественного эффекта, не нужно повышенного уровня света. Я помню, я консультировал японский проект очень большой про войну 1905 года, про Цусиму и все, что с ней связано, и японцы ставят свет, а потом тушат его и в полумраке снимают. Я поразился! А потому что когда света мало, тогда изображение вытягивает подробности и тонкости объема, и получается гораздо лучше. То есть скоро мы в полном мраке сможем снимать. Вам нужно то техническое оснащение, которое может себе позволить человек со средней зарплатой. Если у тебя есть идеи и минимально 2-3 тысячи долларов – ты уже можешь снимать картину со своими друзьями. Что и делают многие люди. И это, конечно, альтернативный путь. Это путь, который позволяет большому количеству людей, думающих свободно и независимо, двигаться в направлении того, чтобы снять свой фильм.

Мумин Шакиров: Но фильм, сделанный на коленках, никто не увидит, или мало кто увидит, и вы это прекрасно знаете.

Александр Митта: Скажем, картины Леши Балабанова по модели приближаются к фильму, снятому на коленках, - там минимальное техническое оснащение, а мысль прет. Фильм Паши Бардина «Россия 88» был снят за маленькие деньги. Сейчас Рената Литвинова сняла большой, серьезный фильм за 100 тысяч долларов. А я знаю ребят, которые снимают уже за 30-40 тысяч долларов. А чего людям не хватает? Техника дешевеет, а грамотность не возрастает – вот в чем проблема. Нет технологической грамотности. Люди не понимают, что процесс кино – это процесс коллективного действия, которым кто-то руководит, которое как-то планируется, и которое должно вести тебя от старта к финишу. Вот этого понимания нет. Этого понимания нет и у людей, которые оканчивают 4-5-летнее образование, и у молодых студентов, которые оканчивают высшие заведения. Поэтому продюсеры не уважают этот диплом. Даже не нужен диплом, покажи то, что ты снял на коленке, - и продюсер даст тебе возможность дебютировать в сериале, где ты сделаешь следующий шаг. И большие мастера европейские снимали клипы, рекламу, набивали себе руку, а потом из них получались серьезные режиссеры. Человек, который сидел на курсе и слушал… Когда ты слушаешь преподавателя, ты не можешь ничему научиться. Ты учишься только тогда, когда ты снимаешь. И все хорошие киношколы заставляют людей снимать, снимать и снимать. Американцы это делают как хоккеисты, чтобы люди боролись за свое место на следующем фильме. А европейцы просто дают тебе возможность снимать и снимать. А у нас сохраняется традиция, когда человек много слушает, много культурно образовывается, к нему приходят люди, чего-то ему читают. Но сегодня это можно в Интернете получить, не надо ходить в институт.

Мумин Шакиров: А надо слезать с «бюджетной иглы» или нет?

Александр Митта: Надо слезать.

Мумин Шакиров: То есть государство не должно финансировать кинематограф?

Александр Митта: Нет, должно финансировать. Когда лучшие картины будут проходить помимо государства, то тогда они станут реальными претендентами на то, чтобы получить помощь государства. Скажем, Валерия Тодоровского трудно упрекнуть в том, что какой-то его фильм является выражением официальной точки зрения. Тем не менее, он вошел в «восьмерку».

Мумин Шакиров: Мне кажется, что пока государство будет финансировать кинематограф, он будет неконкурентоспособен на европейском рынке, по крайней мере, я про американский просто молчу.

Александр Митта: Да. Но он будет не способен и тогда, когда оно не станет его финансировать. Вопрос в том, чтобы финансирование кинематографа было системным от сценарного замысла до картины в кинотеатре. Вот когда эта линейка будет выстроена, тогда у реальных продюсеров появится желание снимать такой фильм, который принесет им доход у зрителя в кинотеатре, а не в момент, когда они «пилят» бюджет, понимая, что никто этот фильм особенно не увидит.

Роланд Фритше: Александр Наумович, вы только что жаловались на качество российского кинематографа, но вы сами преподаете во ВГИКе…

Александр Митта: Нет, я во ВГИКе не преподаю.

Роланд Фритше: И вы хвалили своего бывшего ученика Диму Коробкина, который только что выпустил фильм «Ярослав». Получается, что вы передали Коробкину что-то, чтобы этот фильм стал блокбастером, как вы сказали.

Александр Митта: Громко сказано. Это постановочный фильм, сделан в стремительные сроки, за довольно небольшие деньги. Притом, что пришлось разгребать сценарии, как кучу чужеродного материала, из которой он вытащил сюжет и внятную историю. Режиссеру сегодня приходится от начала до конца преодолевать общую неграмотность, общее непонимание того, как фильм движется по этапам от начала к кульминации. Азбука не может быть предметом творческих усилий, она должна автоматически сидеть, ее надо преподавать. Но пока в России это не очень-то работает.

Александр Голубчиков: В Голливуде широко распространена практика киноэксперимента. Очень много есть независимых режиссеров. Но есть и фильмы, которые не боятся выпускать в широкий прокат, хотя фильм, казалось бы, не укладывается ни в какие рамки. Как пример: «Зомби по имени Шон», британская комедия про зомби. Сейчас выходит очень большой экспериментальный проект «Гордость, предубеждение и зомби», когда классическая история, в которую вклиниваются сюжеты, казалось бы, взгляд на историю с другой стороны. Сейчас, вроде бы, планируют экранизировать «Анна Каренина - андроид» - тоже перефразирование классики. Почему такие вещи в Голливуде возможны, а в России, если приходишь к продюсеру и предлагаешь какое-то кино, которое не укладывается в привычные рамки, никто на это денег не даст, и никогда такой фильм в производство не будет запущен?

Александр Митта: И правильно, что не будет запущен, потому что у этого фильма нет никаких шансов дойти до зрителя. Нет системы, нет сети независимых кинотеатров, которые показывают такие картины, не сформирован зритель, который может ходить на такие картины, телевидение не будет покупать такой фильм. И куда же ему деваться? На что уйдут деньги продюсерские? На ветер.

Мумин Шакиров: Но почему, на ваш взгляд, за последний год резко интерес упал к российскому кино?

Александр Митта: Это драматичная история. По-моему, люди, которые делали свои фильмы с самыми лучшими побуждениями, с желанием, чтобы зритель пришел в кино и, наконец-то, восхитился российским кино, они просчитались, и зритель перестал ходить на эти картины, и именно из-за того, что эти усилия были приложены. «Обитаемый остров» - это картина, которая была сделана с полной самоотверженностью всех людей, с максимальным количеством тех профессионалов, которые были сегодня на рынке, с большим, серьезным финансированием людей, которые рискнули своими деньгами и потеряли их. И там было несколько просчетов (не мое дело их перечислять), которые отторгли зрителя от кино. И теперь уже идет человек в кино: «А! Это тот, с которого мы тогда ушли, который тогда ругали. Нет, не будем ходить». Теперь труднее завоевать репутацию российскому фильму.

Мумин Шакиров: Я бы хотел задать вопрос, немножко отвлеченный от кинематографа. Меня в последнее время волнует поведение человека, мотивация его поступков. В качестве примера я хочу взять историю с отставкой Лужкова. Очень многие люди от него отвернулись. Те люди, которые ему присягали на верность, смотрели ему в рот, когда он говорил, теперь прячутся, и никто в его защиту, за исключением одного-двух человек, не выступает. Другая история – Михаил Ходорковский. Под угрозой смерти, пыток, болезней, длительного тюремного заключения почти никто его не предал. Ни один из его ближайших коллег и друзей не сделал того, что мог бы сделать, чтобы спасти свою шкуру. На ваш взгляд, две эти параллельные истории: почему в одном случае люди поступили так, а в другом – по-другому? Это же человеческая природа.

Александр Митта: Мне трудно, я очень далек от чиновников…

Мумин Шакиров: Но вопрос же не о чиновниках. Вопрос касается поведения человека. Почему в одном случае - предательство, а в другом случае - попытка все-таки спасти себя и друга? Вас не потрясла эта история? Вот Иосиф Кобзон, судя по тому, что пишут в блогах, и на нашем радио это озвучивали, к Владимиру Ресину подошел и сказал: «Ты оказывается не еврей, ты Иуда». Слышали эту фразу?

Александр Митта: Не слышал, но знаю.

Мумин Шакиров: Вас это не потрясает?

Александр Митта: Кобзон верный человек. Кобзон давно восхищал меня, еще с того времени, когда террористы захватили «Норд-Ост», он пошел туда договариваться с ними и вывел девочку. И кроме того, когда я вижу, как он преодолевает свою болезнь, и никто не понимает, в каком тяжелом состоянии он выступает на сцене…

Мумин Шакиров: Но сейчас речь не о Кобзоне.

Александр Митта: Это личность, это яркий человек, яркая личность, верный, преданный человек, который предан всем своим идеям. И он продемонстрировал это с Лужковым. А люди, которые предали Лужкова, которые боятся за себя, они воровали, наверное, все вместе, в куче. И чего им светиться? Сейчас надо спасать себя.

Мумин Шакиров: А чем вы объясните то, что Ходорковского не предали его друзья и коллеги, под угрозой попасть в тюрьму надолго? Некоторые люди отсидели, некоторые были при смерти, взять того же предпринимателя Алексаняна, юриста Бахмину. Вот тут предательства не произошло. Это вас не потрясло?

Александр Митта: Не потрясло, но оставило какую-то надежду, что все-таки что-то верное и преданное своим идеям существует еще в России и в этом мире, который работает на деньги, в котором этого нет.

Мумин Шакиров: Не любите говорить на политические темы?

Александр Митта: Я не люблю говорить того, в чем я не очень сильно ориентируюсь. Я работал с композитором Шнитке – один из самых умных людей, которых я знаю, и самых образованных. И он говорил: «Я знаю только музыку, ничего другого я не знаю». И это он знает до конца. А я знаю только одно – как структуры помогают смотреть картину, тут я могу убеждать. А что происходит у банкиров…

Мумин Шакиров: Не у банкиров. Это человеческий вопрос.

Александр Митта: Когда большие деньги, это не человеческий вопрос. Я знаю человека, к которому отношусь очень серьезно, банкир. Он довольно негативно относился к Ходорковскому, и меня это удивляло. Он говорил: «Он такой же, как все остальные, просто в него клин уперся. Он тоже стремительно богател за счет других и был нетерпим ко всем протестам, и не хотел помогать товарищам, которые попали в беду». Какой-то банкир попал в беду, и люди собирали деньги, чтобы его банк не лопнул. А Ходорковский сказал: «Пусть вам выбирается». Так что представить ситуацию так, что Ходорковский – это некий идеал, светлый ангел со сверкающими крыльями, которого опустили в грязь и топчут ногами, трудно.

Мумин Шакиров: Никто не говорит об идеале. Речь идет о том, что закон используется избирательно.

Александр Митта: В данном случае закон используется избирательно потому, что Ходорковский оказался реальной опасностью для существующей власти. Он решил, что его деньги позволяют ему активно выступать на политическом фоне. А власть говорила так: «У вас есть деньги, ну и сваливайте, не мешайте нам держать власть в своих руках». Он захотел бороться на том поле, где не может победить ни Ходорковский, ни Лужков. Кто наверху – тот хозяин. Отчаянная, грустная реальность сегодняшней России. И если ты не понимаешь этой реальности, ты гибнешь. Невзлин же повел себя по-другому – свалил, и уговаривал Ходорковского уехать. Чего он остался, когда все другие олигархи уже были смыты? На что он надеялся? Он надеялся, что он станет реальным политическим противником сегодняшней власти. «Нет, - ему сказали, - не станешь реальным политическим противником». При Сталине просто убивали, а теперь сидит. Это грустно, печально, это визитная карточка сегодняшнего понимания ситуации, но это реальность.

Мумин Шакиров: А перед вами стоял когда-нибудь выбор: или совершить предательство - и тем самым спасти себя, или пожертвовать какими-то своими амбициями, своим материальным положением, чтобы спасти другого человека?

Александр Митта: Уходил, как правило, от такой ситуации раньше, чем она возникала. Есть такой разговор: «Как он может брать взятки?! Я бы никогда не взял». «А тебе предлагали?», - «Нет». И мне жизнь не предлагала таких вариантов, или я уклонялся от такой возможности. Как только возникала какая-то критическая ситуация, я уходил на поле своей самостоятельной работы. Я ведь не принадлежу ни к какому списку, я не член академий, комиссий. Я единственный российский режиссер, имеющий длительный опыт работы за рубежом и книгу по профессии, но я преподаю только там, где я сам себя объявляю в Интернете. Ни один институт не хочет взять меня. Я не нужен как технолог. Сегодня то, что мне кажется самым важным, людям, которые преподают, кажется совсем неважным, потому что они работают по системе любви. У нас как учат учеников – любят их, набирают мастерскую и любят. А когда ты любишь, то можно чего-то и не знать. И когда ты говоришь со студентом, то не говоришь ему «это твои ошибки», а ты говоришь «мне кажется, дурной вкус, по вкусу плохо». Я думал, как я могу говорить «по вкусу» человеку в возрасте моего внука. Я ему говорю: «Вот скелет у тебя такой, попробуй нарастить на него мясо – и у тебя будет больше гарантий». Эта технология не принята. Но мне не приходилось выбирать, что мне делать: продавать свое понимание для того, чтобы снять какой-то телевизионный сериал. Я просто от них отходил с самого начала.

Роланд Фритше: Как гражданин России как вы ощущаете свою страну? Ходорковский заявил в своем последнем слове в суде, что ему стыдно за Российское государство. А вам стыдно или не стыдно за Россию?

Александр Митта: Сложный вопрос. За что-то стыдно, что-то рождает надежду, на что-то я надеюсь.

Мумин Шакиров: А за что стыдно?

Александр Митта: Мне стыдно, что все тонет в коррупции, что коррупция системна абсолютно, что без коррупции не делается ничего. Мне стыдно, что борьба со взяточничеством была объявлена властью, но как-то растворилась. Мне стыдно, что мелких взяточников берут, а крупные ведут себя совершенно спокойно. Но это все связалось уже в такую сеть, которая опустила Россию в рейтинге независимых государств на какой-то бесконечно низкий уровень. И за это мне стыдно. А за то, что в России рождается невероятное количество талантов – я вижу очень много талантливых людей, за это мне не стыдно, это у меня рождает надежду.

Мумин Шакиров: К этому ни власть, ни мы с вами не имеем никакого отношения. Талантливые люди рождаются сами по себе. И скорее всего, это божественный дар.

Александр Голубчиков: Александр Наумович, кино создает какую-то модель поведения, создает лидера, по крайней мере, массовое кино, которое популярное, народное, обязательно есть какой-то герой, за которым народ готов следовать. Скажем, Балабанов создал народного героя Данилу Багрова. А сегодня такого героя нет. Каким, на ваш взгляд, сегодня может быть (или должен быть) киногерой, которого начнут цитировать, которого будут любить, за которым пойдут?

Александр Митта: Я могу сказать на конкретном примере. Празднуется в ближайшее время 75 лет Олегу Павловичу Табакову. Это человек, у которого вся жизнь была посвящена одной идее, и он развивал ее все время, от самого начала до сегодняшнего дня, и все ветви этой идеи получили развитие. Эта идея не возникла у него в голове, а она имела корни – развитие русского театра от Станиславского через его учителя Олега Николаевича Ефремова. И в театре «Современник» он работал как актер успешный, можно сказать, даже преуспевающий, и воспитывал молодых. Он учил студентов, захотел сделать из них театр, долго очень пробивался к этому театру. И все-таки маленький театр «Табакерка» он сделал. Эта идея медленно зрела – идея создать новый театр, театр нового поколения российских актеров, которые развивают традиции предыдущих поколений от Станиславского, «Современника» и дальше. И сейчас возникает его театр в центре Москвы, большой, серьезный театр, где новое поколение актеров получит возможность расти, развиваться и создавать свое искусство на следующих традициях. Вот это человек, у которого жизнь подчинена одной идее. И когда такой человек появляется, вот он сегодня является идеалом. А когда человек тонет в море жизненных компромиссов и не имеет стержня, не имеет цели, героя не получается. И не играет никакой роли, в какой социальной формации он находится, это может быть и богатый банкир, и бедный человек, который воспитывает пятерых детей, и человек без рук, без ног. Если у человека есть идея, которой он способен подчинить свою жизнь и выразить ее, это сегодня очень важный человек, очень важный социальный герой.

Мумин Шакиров: А гражданский активист может быть героем?

Александр Митта: Несомненно. А кризис гражданской, социальной ответственности сегодня очевиден. Человек, который успешен, а не растоптан временем, тоже должен быть сегодняшним социальным героем. Потому что людям надо дать надежду. И человек, который ведет себя так, как ведут себя верные друзья в ситуации, когда жизнь грозит им чем-то, эту верность надо доказывать.

Мумин Шакиров: А теперь, как обычно, журналисты выскажут свое мнение о беседе с Александром Миттой.

Александр Голубчиков: На мой взгляд, у Александра Наумовича своя позиция очень четкая по поводу того, что в современном кино должна быть технология, и в российском кино тоже. И этой технологии нам не хватает. По-моему, когда народ начнет учиться не столько искусству, сколько работать по каким-то лекалам, по какому-то скелету, и уже на это наращивать свое искусство, вот тогда, я надеюсь, в нашем кинематографе все будет хорошо.

Мумин Шакиров: Роланд, удовлетворены ли вы ответами Александра Митты?

Роланд Фритше: В принципе, да, потому что я чувствую его призвание. Он хочет продвинуть российский кинематограф, и он это хочет сделать через своих учеников. И я думаю, на этом поприще он может внести свой вклад, потому что, к сожалению, сейчас его фильмы немножко забыты здесь, а чтобы снимать новый, большой фильм, денег нет. Поэтому, я думаю, надо работать преподавателем, и там свои знания, свои способности он может реализовывать.

Мумин Шакиров: Мне беседа показалась интересной. И я пришел к выводу, что Александр Наумович все-таки человек, скорее, бесконфликтный, чем конфликтный, очень дипломатичный. Те вопросы, которые ему малоинтересны, он их старательно обходит. Ну, наверное, для режиссера, который снимает кино, очень важно уметь найти контакт со всеми – и со зрителями, и с теми, кто дает деньги, от кого зависит судьба творца. Вот такое качество очень необходимо современному творцу.

—

Источник: svobodanews.ru