"Я хочу, чтобы каждый убил то, что заложено в словах: "Равнодушие рождает чудовищ""

Интервью о фильме «1210»

В октябре на экраны вышла необычная картина с аскетичным названием «1210». Ленту эту хочется сравнить с отчаянным криком души. На подобное сравнение наталкивает не только содержание ленты, но и обстоятельства ее создания.

Двигателем проекта является молодой режиссер, по совместительству журналист и поэт, Арсений Гончуков. Этого человека так и подмывает окрестить перспективным Годаром или Фассбиндером. Как и именитые предшественники, он выступает с манифестами, где провозглашает право независимого кино на существование, порывает со всем, не имеющим «художественной ценности» и ратует за кинематограф как «искусство, а не шоу-бизнес». Подтверждая слова делом, он создает и самостоятельно прокатывает фильм, перечеркивающий все законы привычной системы кинопроизводства. В интервью режиссер рассказал, как за копейки снять хорошее кино о том, что тревожит.

— В интернете «гуляет» ваш текст, который озаглавлен как «Почти манифест». В нем вы достаточно резко высказываетесь о состоянии современного российского кинопроизводства, но даете свой рецепт того, как сегодня в нашей стране, несмотря ни на что, можно снимать кино. К кому был обращен этот текст?

— Вообще это из накипевшего. Он нечаянно у меня написался. Я сел и шарахнул. В нем было выражено то, о чем я думал не один, не два года, о чем я думал всю свою киношную курьеру. К кому я обращался? Во-первых, к людям, которые очень хотят снимать, но что-то или кто-то им мешает. Почему-то мне хочется, чтобы те, кто говорит о кино и за него болеет, что-то снимали, чтобы они реализовывали себя. Я обращался к ним, во-первых. Во-вторых, я обращался к еще большей армии неудачников в кино, которые, в отличие от первой категории, говорят настолько долго, что уже кроме как говорить, ничего не могут. Я не стесняюсь в выражениях, потому что знаю, чего стоит снимать кино, я знаю, что кино требует очень большой жертвы. Я обращаюсь к тем людям, которые постоянно ноют, постоянно жалуются и существуют с какой-то злобой постоянной. Я им говорю, и мой посыл позитивный: «Ребята, хватит ныть. Вы жалуетесь на это, на то, что у вас нет камеры, нет света, что государство вам не помогает, что вы не женщина, а мужчина, что вы не мужчина, а женщина. А надо просто принять существующее положение дел. Принять, что ты снимаешь за свои, старик». Не зря центральный тезис манифеста: «Снимайте на свои». В общем, этим манифестом я обратился к тем, кто способен что-то снять, и таким образом я хотел освободить их от комплексов. Снимайте. Деньги — это фигня, находите свои, занимайте у друзей, ищите в интернете, продайте свою машину, но только не нойте, пожалуйста, делайте что-то. Или снимайте, или не снимайте, но не нойте.

— Была ли какая-то реакция от тех, кто услышал этот посыл?

— Реакция была такая. Те люди, к которым я этот манифест адресовал, они брали постили его у себя в блогах, и, в общем, со мной соглашались.

— Существует ли в современном русском кино какая-то общность таких молодых, деятельных людей, как вы, готовых снимать на свои, ни от кого не зависящих? И могут ли они составить какое-то новое идейное объединение, какое-то течение, может быть, «новую волну»?

— Я как раз думал об этом. На мой взгляд, это сейчас очень лежащая на поверхности идея, крайне соблазнительная, желательная. Было бы хорошо объединить в один конгломерат, в некую общность таких же, как я, свободных художников, которые снимают на свои. Я таких людей знаю. Но, при всей соблазнительности подобной идеи, это дело одиночек. Режиссура, тем более авторское кино, — это очень индивидуальная штука.

Существует ли какая-то идейная общность? Какая бывает общность между творческими людьми? Один снимает зомбо-хоррор, другая — любовные треш-истории, третий — балабановский «чеснок». Между такими людьми может быть только дружба. А насчет какой-то одной идеи? Наша в чем может быть идея? Вот мы такие крутые, все делаем сами? Эта идея нам не поможет. Нет, пока я не вижу идеи, кроме того, что каждый снимает свое кино.

— Поговорим о вашем фильме. Почему для полнометражного дебюта вы выбрали столь тяжелую, драматическую историю?

— Я не выбирал, если честно. Вопроса, чего бы мне снять, я себе не задавал. Кино для меня — это, в первую очередь, творчество. Я хотел снимать то, что я хотел снимать. Я хотел снимать то, что меня тревожит, то, что меня волнует, то, что я хочу сказать. Я искал эту идею, я ее вылавливал из себя, даже не извне вылавливал, а из себя, вот что я хочу сказать. Поэтому родился герой, родилась история, и она вылилась в фильм. И именно вот эта органика, абсолютно естественный путь возникновения фильма, на мой взгляд, есть наиболее точная трактовка такого сложного и неоднозначного термина, как авторское кино. Авторское кино — это кино о том, что тебя, в первую очередь, интересует как автора. Да, это получилась драма. Но, кроме того, я сам по себе достаточно человек депрессивный, мрачный. То есть я нахожусь абсолютно в рамках своего жанра. Скажем так, драма получилась, потому что у меня и выбора не было, и я сам не выбирал.

— Складывается впечатление, что среди молодых, начинающих кинематографистов существует некий тренд снимать жесткие, беспросветные драмы. Так ли это, и если да, то с чем это может быть связано?

— Ну, если отмести тех откровенных мудаков, которые хотят просто выпендриться за счет того, чтобы всех поразить, которые жаждут снимать драму из-за самолюбивой амбициозной мечты поразить людей в самое сердце, то, мне кажется, снимать драму — это нормальное желание. Подобный тренд — это очень неплохо. Потому что режиссер, в творческом, высоком плане — это человек, которому есть что сказать. Если бы мне было нечего сказать, я бы не снимал, или я бы снимал боевик, зомбо-апокалипсис, с диким удовольствием, ведь это, кстати, мой любимый жанр. Но режиссер — это человек, которому есть что сказать. И молодые авторы, я думаю, что они все-таки не гонятся за тем, чтобы достичь эффекта удара по зрителю. Я думаю, что желая снять драму, они пытаются научиться выражать свои душевные, сердечные переживания. Они хотят их выразить и донести. Это, собственно, и есть авторское кино. Так что такие попытки — это очень хорошо. Я искренне хочу верить, что их помыслы — снять драматические фильмы — это благородные помыслы узнать правду о себе, узнать правду о людях, эту правду раскрыть, эту правду донести. Во всяком случае, я именно это хотел сделать в фильме «1210», когда я собрал в один кулак фильма клубок проблематики личности, клубок проблематики общества, все это слил воедино, и показал, что есть такая беда, надо что-то с этой бедой делать. Так что чем большее количество людей будут с подобным посылом делать драмы, тем будем и мы здоровей, и кино живей, и режиссеров больше.

— Видите ли вы в подобной тенденции делать драматические картины некую примету времени, характеристику сегодняшнего дня? Идет ли желание снимать драмы из окружающей действительности?

— Мне кажется, желание говорить о проблемах, о душе, о трагедии, о судьбах, о бедах человека, его внутренних и внешних — это абсолютно извечная потребность, нужная потребность. Но мне кажется, от времени зависит некая интенсивность этих всплесков. Тяга к жанрам драмы и трагедии, она абсолютно извечная. Просто время вносит свои корректировки, как в тему этих трагедий, так и в интенсивность запроса. В зависимости от времени, таких фильмов может быть больше или меньше, но они всегда будут.

— Критики характеризуют вашу картину как «классическую трагедию»? А как вы бы сами ее охарактеризовали: социальная драма, экзистенциальная драма — что это за картина, по вашему мнению?

— «Классическая трагедия» — это очень лестное определение. Но мне еще очень понравилось определение Сергея Кудрявцева, что это «социально-психологическая драма». То есть, картина говорит и о человеке, и об обществе. Человек существует внутри общества, для меня это важно. Мне кажется, не очень правильно говорить о личности, о психологизме в отрыве от социального контекста. Мне кажется, вообще не бывает психологической драмы, во всяком случае, мне это не кажется полноценным жанром. Если говорить о драме, то это драма не просто человека, но человека и времени, соответственно, общества.

— В титрах говорится, о том, что фильм основан на реальных событиях. Хотя, к сожалению, подобные истории у нас постоянно происходят, какой конкретный случай лежит в основе «1210»?

— Этот вопрос постоянно задают, и я постоянно удивляюсь, почему его задают. События, которые легли в основу фабулы фильма, случаются с пугающей регулярностью. Подобное происходит на всем постсоветском пространстве. Причем жизнь подбрасывает гораздо более тяжелую реализацию этого криминального сюжета. Я просто подчеркнул этой надписью, что я ничего не придумывал. Фраза подчеркивает, что, ребята, все это правда. Я как бы привязываю фильм к какой-то такой документалке. Потому что сам фильм мы во многом выносили из быта, стремились к метафоре, тянули его куда-то под облака. Так, для меня этот фильм больше о любви, о любви отца и сына. Просто этой фразой мы акцентируем: а вообще-то, это происходит.

— А этой историей вы бросаете кому-то обвинение, государству нашему, к примеру? И даете ли вы портрет общества?

— Портрет — да. Но самое худшее для меня восприятие — это такое прямолинейное восприятие. Конечно, я не хочу, чтобы мой посыл читался так, как будто я этим фильмом сказал: «Иди и делай так, как поступил главный герой в финале». Обвинение? Да, я бросаю обвинение. Я хочу, чтобы каждый пошел и убил то, что заложено в слогане фильма: «Равнодушие рождает чудовищ». Я против равнодушия. Не зря моего героя предает и семья, и общество, и эти тетки вонючие. Именно поэтому, самой лучшей реакцией на этот фильм для меня будет, если зритель обратит внимание на того, кто рядом с ним, на того, на кого он давно не обращал внимания.

— То есть ваш фильм — это призыв к человечности?

— Это, может, слишком широко сказано. Скорее это призыв к отказу от бесчеловечности. Просто я знаю, как тяжело побороть в себе равнодушие.

— Сейчас вы, можно сказать, ездите в турне со своим фильмом. Как реагирует зритель в разных городах?

— После фильма обычно всякие вопросы есть, какие-то замечания, говорят про недочеты, ошибки, но я, как автор фильма, и так знаю, что ошибок там миллиард. Самое потрясающее, что для меня абсолютно неожиданно, что для меня является чудом каким-то, что фильм в целом, как событие, единодушно, всеми его зрителями воспринимается как очень правильный, нужный. Во всех этот фильм находит благодарный, мощный, позитивный отклик. Люди подходят, благодарят. Благодарность зрителя за то, что им показали картину, в которой что-то есть, что цепляет, для меня это чудо и откровение, и свидетельство того, что все это было не зря.

— А какова фестивальная судьба фильма?

— Мы не ориентировались ни на какие фестивали, нас никто не ждал. Мы сняли фильм, сразу выдали в прокат. Мы, конечно, сейчас его рассылаем, конечно, надеемся, что фестивальная история у фильма будет. На нескольких фестивалях его просто испугались, сказали, мол, нет, это слишком провокационно. Мы делаем все, чтобы фильм заявить на фестивалях, и первый фестиваль ArtoDocs в Питере. Но если не будет у фильма яркой фестивальной судьбы, я, честно говоря, не расстроюсь, потому что с помощью нашего проката, официального, Москино, и «самоката», который я отдельно устраиваю по регионам, я уже достучался до гораздо большего числа зрителей, нежели позволил бы даже какой-то крупный фестиваль. А что как ни зритель является нашей целью? Честно говоря, меня вообще фестивали не очень интересуют. Зритель — вот что меня интересует.

— Расскажите подробней про ситуацию с прокатом картины. Механизм проката «самокатом» что из себя представляет?

— С прокатом все просто и все сложно. Москино тремя экранами пустило фильм: в «Художественном», в «Звезде» и в «Факеле». Шел неделю фильм. Было две премьеры: предпремьерный и премьерный показ, где был переаншлаг. Это одна история, официальный прокат.

Что касается регионов и «самоката». Или мои друзья, которых заинтересовал мой фильм, или энтузиасты. Ко мне стали обращаться люди, которых я не знаю, не видел. Вот из Харькова молодой парень говорит: «Хочу сделать показ твоего фильма». Он пробил зал в центре города, сделал рекламу, я ему выслал фильм, тридцать человек посмотрели, все довольны. Раз так спонтанно. В Казани моя знакомая пошла в один кинотеатр, во второй, третий. Пришла в кинотеатр «Мир», маленький, советской планировки. Там сидит директор, молодой парень, динамичный, свежий, знает все про прокат. Он мне устроил шикарный показ, потом еще один показ, потом еще один. Или в Астрахани, там блогеры собрались. Или мне пишет Северодонецк, Волгоград пишет, сейчас Саратов написал, из Башкирии звонят, из Уфы. Культурный центр в Барселоне сделал показ, набился целый зал. А в Самару не можем пробиться. Питерский Дом кино посмотрел фильм, сказали: «Прокат делать не будем, фильм не интересен зрителю». А абсолютно коммерческий кинотеатр, находящийся в центре Питера, где все завалено попкорном, дал нам шикарный зал, показывали на огромном экране, и совершенно бесплатно.

Так что везде по-разному. Пишут, что посмотрели трейлер, и посчитали что это красивое и нужное кино. Сам характер этой истории, он такой свободный, свой. Я блогер, вот фильм, вот трейлер, там все видно. Вот механизм «самоката» какой.

— Как вы думаете, в дальнейшем подобная схема проката многими будет использоваться?

— Мне кажется, в моей истории этой есть какие-то уникальные вещи. Случились они из-за того, что совпал я, который имеет какие-то свои особенности, фильм определенной тематики, определенного сюжета, и, скажем так, народный, искренний характер продвижения этого фильма, в интернете, в блогах. Я знаю, что со следующим фильмом будет другая история. Но есть технологические вещи, которые в этом проекте составляют скелет, схему, и они могут стать неким примером для остальных. А в чем суть этой схемы? Если ты сделал хороший смотрибельный фильм, который трогает, то абсолютно в твоих силах, не имея ни копейки денег бюджета на рекламу, ты можешь с помощью тех же соцсетей его донести до большого зрителя, и сделать свой фильм событием в мире кино. Мы попали и в официальный прокат, и сумели своей активностью зацепить широкий круг регионов. Мой пример говорит о том, что все возможно. В каждом конкретном случае все зависит от индивидуальных черт, но в целом, все возможно.

— В каком направлении вы собираетесь двигаться дальше?

— У меня куча идей, куча сценариев, каких-то задумок. Есть несколько дорог, которые я вижу перед собой в дальнейшей киноработе. Одна из дорог — это еще один полнометражный фильм. Вторая дорога — сделать полнометражный фильм, состоящий из новелл, не свежая идея, конечно. Есть у меня, например, мысль добраться до одного из моих излюбленных жанров, пост-апокалипсис, нравится мне эта тема. Это не будет боевик, это, конечно, тоже будет человеческая история. Так что набираю команду энтузиастов.