Дэвид Финчер. Интервью с пристрастием

Дэвид Финчер вырос в Калифорнии и с восьми лет, насколько он помнит, хотел быть режиссером. Окончательное решение было принято в 1980 году, когда он посмотрел второй фильм из сериала «Звездные войны» - «Империя наносит ответный удар».

Начал он с того, что заправлял в камеры пленку в одной анимационной компании. В 18 лет Финчер поступил на работу в компанию «Industrial Light & Magic» Джорджа Лукаса, где и проработал четыре года, приняв участие в создании одного из фильмов про Индиану Джонса и последнего фильма из трилогии о все тех же «Звездных войнах» - «Возвращение джедая». Потом перешел на телевидение, где снимал рекламные ролики, а также видеоклипы. Дебютным фильмом Финчера стал «Чужой 3» в 1992 году. Финчер получил разгромную критику и вернулся в рекламный бизнес. Он даже не был уверен, что захочет когда-нибудь вернуться в большую режиссуру. Но через три года все-таки не выдержал и снял триллер «Se7en» («Семь», 1995). На этот раз критики оказались куда более благосклонны. Последующие фильмы Финчера -«Игра» (1997) и «Бойцовский клуб» (1999) - только подтвердили его репутацию как одного из самых талантливых, ироничных и - в то же время - пессимистичных режиссеров, работающих в Голливуде.

— Дэвид Финчер, говорят, вы считаете «Загадочную историю Бенджамина Баттона» слишком короткой.

— Все режиссеры считают, что их фильмы должны быть длиннее (смеется)! Киностудии, напротив, всегда требуют укоротить картину настолько, насколько это возможно. А мне хочется сначала как следует впечатлить зрителей и только потом съ…ывать. Знаете, если спросить каждого, кто посмотрел картину, какие сцены ему понравились меньше всего, то хронометраж можно смело сокращать до часа. Но если тех же людей попросить назвать любимые сцены, то получится часа четыре. Надо искать золотую середину…

— Вы интересовались Бенджамином Баттоном с 1992 года. Чем он вас так зацепил?

— Уверен, каждый хоть раз в жизни говорил или думал: «Хотел бы я знать тогда все то, что знаю сейчас…» Было бы здорово пережить основные моменты своей жизни, когда за спиной у тебя весь накопленный опыт, — но ведь это и есть жизнь, верно? Смысл не просто в том, чтобы собирать какие-то крупицы знаний, — а в том, чтобы опыт подсказывал нам, как их правильно использовать.

— Вы до съемок читали рассказ Фицджеральда?

— Честно сказать? Я вообще до этого Фицджеральда не читал. Получилось так, что с рассказом про Баттона я ознакомился только после прочтения чернового сценария Эрика Рота, и, знаете, подумал: «Хм, ничего общего!» Как ни странно, мне это даже по душе. Мне нравится, что у Эрика персонажи просто живут своей жизнью, иногда с другими людьми, и, в конце концов, с опытом, они сходятся вместе, и вот у них медовый месяц, и все зрители такие: «Ааах…» (издает вздох облегчения).

— А потом все рушится…

— Да, конечно, затем все идет наперекосяк.

— Мысль о том, что молодые тратят свою молодость зря… Это что-то вроде аксиомы, но все-таки: замечательно ведь быть молодым, без всех этих сомнений и страхов, которые придут потом…

— Что да, то да. Тут не поспоришь. Но в фильме интерес в том, что молодой парень выглядит, как старый, живет среди стариков, воспитан стариками, и поэтому для него… то есть, он живет в мире, куда люди приходят на одну неделю и откуда их выносят на носилках, чтобы зарыть в землю. Жизнь в его глазах — такая штука, которая очень быстро проходит, и это сильно повлияло на его характер. Он многое видит, но не пытается изменить ход вещей.

— И вам нравится, что любовь для персонажей — не приговор?

— Да, в их любви нет отчаяния, и один не становится для другого залогом счастья. У них нет нужды друг в друге. Они рядом не потому, что им это необходимо, а потому, что сделали такой выбор. Песня не-могу-без-тебя-жить стара как мир, и, если честно, меня лично давно утомила. Я хочу видеть на экране двух взрослых людей, которые принимают решение быть вместе, а не двух подростков, которые вынуждены это делать.

— Как думаете, ваше отношение к любви стало более прагматичным, чем в 22 года?

— Да, пожалуй. Надеюсь на это. Даже не прагматичным, а реалистичным. Знаете, я считаю… то есть, как мне кажется, все осознают момент необходимости…

— Есть период, когда любовь нужна, и период, когда вы говорите: «Знаешь, мы бы могли жить друг без друга, но не хотим…»

— Мы делаем свой выбор. Допустим, просто потому, что честно признаешь: жить с кем-то другим было бы гораздо сложнее! И я имею в виду не только Сиан (Сиан Чэффин, продюсер и подруга Дэвида). Как-то, когда моей сестре было 21 или 22, она мне звонит и говорит: «Ты придешь на мою свадьбу?» Я отвечаю: «О, Боже. Сколько тебе лет?» — «22». И я говорю: «Нет, я, пожалуй, на следующую приду…» (смеется)

— Сбылось?

— Да, как показало время.

— В своих картинах — и в «Семи», и в «Игре», и в «Зодиаке» — вы часто поднимаете тему профессионализма и одержимости работой. Такой интерес как-то связан с вашими родителями?

— Если взять отца, то он не был трудоголиком. Был сильно привязан к своему делу, да, но трудоголиком не был. Знаете, он частенько говорил: «Изучай свое ремесло; никогда не помешает, если хочешь стать гением». Думаю, он имел в виду: «Работай усердно, вникай в свое дело…» Он очень много трудился, но слишком много — никогда.

— Ваш отец был писателем и журналистом и написал сценарий «Манк» о сценаристе «Гражданина Кейна» Германе Дж. Манкевиче. Вы не хотели его поставить?

— Собирался, но оказалось, это слишком дорого. Фильм об изнанке Голливуда в 30-40-е — не то же самое, что кино о Голливуде сейчас. Поэтому нужно все было сделать очень дешево, миллионов за 13. И в 1998 году у меня была такая возможность, но я хм… (виновато) решил сделать фильм черно-белым, а это повлекло за собой разрыв сделок с кабельными каналами и видеокомпаниями, и все заглохло…

— Видела ли ваша мама «Семь»?

— Да. Ходила на премьеру, по-моему. Не думаю, что фильм ее сильно впечатлил. «Игра», наверное, ей понравилась куда больше. Странное дело: никогда не знаешь, что найдут для себя в твоей работе люди разных занятий. «Игру», допустим, любят все бухгалтеры и юристы, а «Семь» — студенты и извращенцы.

— Когда начались съемки «Семи», вы и Брэд Питт приступали к работе независимо или один из вас как бы проходил пробы у другого?

(Длинная пауза) — Не знаю, можно ли говорить о пробах. Забавно: у меня до этого сложилось о нем свое мнение… И я отлично знал Доминика Сену, потому что работали вместе, так что он много рассказал мне о работе с Брэдом над «Калифорнией», в основном, в радужных тонах. Не думаю, что с моей стороны были какие-то пробы. Мне просто хотелось посмотреть, что он за парень. И я, сказать по правде, и мечтать не смел о Моргане Фримане. Серьезно, у меня даже мысли такой не возникало, вы что: «Как я это покажу Моргану Фриману?!» (смеется). И Питта я тоже в расчет не брал, так как он тогда потерялся из виду. Занят был. Он параллельно делал «Легенды осени» и «Интервью с вампиром», и только после этого я с ним встретился. Он заинтересовался фильмом — я заинтересовался им. Я ведь до встречи с Брэдом вообще не знал, что нам делать с детективом Миллзом, а тут понял: «Ух ты! Да он скажет любой текст!»

— Кое-кто до сих пор считает Питта накачанным дурачком — виной тому, надо думать, «Джонни-Замша». Но вряд ли это адекватное мнение…

— Если его и недооценивают, то он, несомненно, сам этого добивается. Он ловкий парень и достаточно умный, чтобы стать вторым Полом Ньюманом: позже его талант оценят. Но, видите ли, есть один нюанс: его нельзя хвалить (смеется)! Он любит свою работу и добился в ней немалых успехов. Если госпожа удача отнесется к нему еще лучше, это будет большой несправедливостью!

— «Бойцовский клуб» сегодня признан и публикой, и критикой, но на момент выхода он получил немало негативных отзывов. Вы были готовы к этой враждебности?

— Да. Хотя меня всегда поражает, насколько серьезно люди относятся к фильмам. Поражает, по каким пустякам люди готовы поднять шум. Это же кино. Откуда, интересно, у критиков это моральное обязательство предупредить «широкую аудиторию»? Меня не удивило, что кто-то не счел фильм смешным, а кто-то счел омерзительным. Что меня удивило, так это люди, которые посчитали своим долгом любыми способами предостеречь других от просмотра. — Немного глупо, вам не кажется?

— Когда снимаешь фильм за 60 с чем-то миллионов долларов, а он собирает 37…

— Какие-то фильмы делают деньги, а какие-то стоят своих денег. И нередко стоящий фильм собирает свою кассу уже потом. Я искренне верю (и, надеюсь, 20th Century Fox это знает), что «Бойцовский клуб» в будущем принесет этой студии немало дивидендов.

— Свой дебют, «Чужой 3», вы тоже снимали в сотрудничестве с Fox. Продюсер Дэвид Джайлер, намекая на ваше прошлое в рекламе, назвал нас «продавцом обуви»…

— Уверен, это самое вежливое из того, что когда-либо говорил обо мне Джайлер.

— Фильм впоследствии критиковали именно за то, что вам навязала студия?

— Да нет, никто ничего не навязывал… На площадке трудились невероятно талантливые люди. Просто фильм обычно начинается с единой концепции, и как только ты закончил над ней работать, то уже знаешь, на какие вещи не будешь тратить денег. А если идея фильма постоянно растекается по причине того, что нужно угодить то одному вице-президенту, то другому… Начинается что-то вроде фашистской диктатуры, где надо уметь четко излагать свои намерения, потому что эти намерения хотят выслушать 90 человек, каждого из которых надо убедить…

— Съемки каждого нового фильма приносят вам больше удовольствия?

— Нет. В кино мне до сих пор нравится то же самое, что я любил всегда: неожиданные озарения и возможность передать некоторое представление о картине, которое я изначально формирую. Как я мог бы выстроить кадр в таком интерьере, и свет бы падал через эти вот окна, а пыль бы парила в воздухе, и картинка получилась бы совершенной… А потом берешься за дело, и начинается (кричит): «У нас осталось 12 минут съемок до ланча!» Или там: «У этого парня отваливается грим! Посмотри на его баки. И до ланча осталось 12 минут… А, хрен с ним…» Вот она, страшная правда о съемках фильма: надо уложиться в срок и надо потратить разумное количество денег. Я ненавижу эти «надо». Я люблю «а что если…». То, во что превращаются съемки, я терпеть не могу.

— Вы, как известно, снимаете очень много дублей. Помните, как на съемках «Бойцовского клуба» вы раз двенадцать заставили того парня падать с лестницы, а в итоге взяли…

— …первый дубль! Б…ь, жалко парня.

— И что, никто вам не говорит: «Знаете, я 37-й дубль делать не буду. С меня хватит»?

— Да, Майкл Дуглас на съемках «Игры» мне пару раз такое выдавал. Но чаще всего, когда актер вымотан и сконцентрирован, как следует, собран, получается как раз то, что нужно. Хотя я им очень сочувствую и сам бы не хотел оказаться в таком положении. Я же не с деревянными индейцами кино снимаю, мне нужна отдача.

— Вы, значит, не считаете, что «актеры — это скот»?

— Нет, и не верю, что Хичкок когда-то такое говорил. Он сказал, что «с актерами нужно обращаться как со скотом». И в некоторых случаях бывает полезно следовать его совету. В конце концов: эти люди выбрали такую работу потому, что любят внимание к своей персоне, и мой гражданский долг — наказать их за это. Но я знаю, что есть актеры по-настоящему талантливые, которые творят на экране настоящую магию… И тут у меня с Хичкоком имеются разногласия… Нет, не подумайте, я тоже считаю Хичкока удивительным художником, прикладным ученым, инженером, который выстраивал язык кино и разбирался в нем куда лучше, нежели в людях. Но, боже мой, он же заставлял актеров читать эти поганые диалоги только для того, чтобы как-то двигать свое гребаное повествование! Я бы ни за что никому не дал такой текст!

— В «Комнате страха» диалоги были кошмарные.

— «Комната страха» и была кошмаром. Но опять же, я ведь сам его соорудил, так что не имею права жаловаться слишком громко. Это очень хичкоковский фильм в том плане, что старик всегда говорил: «Когда я начинаю съемки, фильм уже закончен». «Комнату страха» я закончил трижды, прежде чем приступить к съемкам. Мне было скучно, просто скучно. Вот я смотрю на Фореста Уитакера, а мы уже снимаем дубль этак семнадцатый, и он закатывает глаза со словами: «Боже. У меня больше нет сил вести себя естественно. Можно я пойду домой?»

Да, пожалуйста! И мы в каждом кадре снимали десятилетнюю девочку. Она играла замечательно, но это было тяжело, потому что мы себе сразу сказали: вырезать ребенка из кадра мы не будем. Она должна была постоянно находиться на экране вместе с обладательницей нескольких «Оскаров». Б…ь, бедная Джоди: там комната была такая маленькая, а я сидел за монитором метрах в десяти, так что половину работы она делала за меня.

— Кстати, о наградах. Как только «Загадочная история…» вышла в прокат, люди стали говорить: «Это Оскар…» Как вы к этому относитесь?

— Когда говорят простые зрители, я не вижу в этом ничего плохого. Хотя с другой стороны… Понимаете, я в последнее время слышу такие рассуждения: «Так, это фильм не про роботов, значит его, наверное, номинируют на «Оскар»! Как будто у нас два сезона релизов: в конце года для «Оскаров» и летом для роботов. Куда попадешь, туда попадешь. Черт знает, что.

— Вы до сих пор время от времени снимаете рекламные ролики. Это для вас шанс испробовать новые технологии?

— Недавно я снимал рекламу для нового айфона, и было очень здорово. Я снимал короткую, малюсенькую историю. Получилось так, что я работал с людьми, с которыми обычно не слишком много общаюсь: со вторыми операторами, осветителями, различными студиями, занимающимися визуальными эффектами. Сам я, честно скажу, просто расслабился и получал удовольствие. Наверное, не стоит такого говорить… но вот говорю. Надо, как мне кажется, смотреть на рекламные ролики с такой точки зрения: «Пора перегрузиться. Ты снимаешь не свою историю, а историю той пары ботинок или историю вот этого продукта…» Все, что от тебя требуется, — показать, на что ты способен… Это не халтура, как многие думают. По мне, так это возможность немного поиграть.

— «Бойцовский клуб» — пощечина обществу потребления. Есть определенная ирония в том, чтобы после этого снимать рекламу.

— «Бойцовский клуб», по-моему, тоже кое-что продает.

Но вовсе не обязательно то же, что «Procter & Gamble». Знаете, когда снимаешь ролик для «Coca-Cola», ты создаешь воображаемый мир, в котором не существует «Pepsi». А в случае с «Бойцовским клубом» — это мир, где у людей не такие е….нутые ценности, как обычно… уж точно не такие е….нутые, как в рекламных роликах. Не знаю. Думаю, мое собственное мировоззрение ближе к «Бойцовскому клубу». Я ведь не снимаю рекламу, например, водных матрасов или представительства Toyota. Никогда бы не стал делать ролик, где человек держит товар перед собой и рассказывает, какой он замечательный. Я, понимаете ли, люблю фильмы снимать.

— «Бойцовский клуб» — редкая картина в том плане, что нечасто видишь фильм, который говорит: вот так надо противостоять потребительской культуре…

— Фильмы — это мода. Они приходят и уходят. Они созданы для того, чтобы собирать с вас деньги. То есть, давайте не будем питать иллюзий: они скорее ближе к ботинкам и пальто, нежели к искусству. Но зритель, вступающий с тобой в сделку, охотно заявляет: «Показывай! Ты в ответе за все, что я увижу и услышу в ближайшие два часа!» При таких условиях можно развернуться.

— Когда я вышел из зала после «Семи», мне хотелось кого-нибудь застрелить… Я получил психическую травму, по-моему.

— Некоторых это оскорбляет. Они потом говорят: «Эй, ну и зачем ты это сделал? Чего ради ты мне загубил вечер пятницы? Я ж просто хотел пойти в паб с друзьями, чтобы оттянуться!» Это в основном такие люди, которые после просмотра «Игры» комментируют: «Ну, миленько».

— За последний год вышло несколько фильмов, после которых были мысли вроде: «Неплохое кино. Вряд ли я о нем еще когда-нибудь вспомню…»

— Я и сам снял пару таких. И прекрасно понимаю, зачем они нужны. Нет, вы не подумайте, я же не против… «Терминатор» для меня, например, был поп-корновым кино, но в то же время необычайно мощным… Если он глубже, отлично, тем сильнее будет его воздействие. Фильм — это что-то вроде хорошего средства шокировать человека, но способов воздействия — уйма, и мне это нравится. Я посмотрел «Терминатора», отлично провел время, и «Безумный Макс 2» мне тоже доставил большое удовольствие, но в то же время я очень люблю «Весь этот джаз» и «8 ½». В конце концов, не каждый же вечер — пятничный.

— А фильмов, которые действительно запоминаются, не так уж и много.

— Да уж. Некоторые вообще забываешь сразу после обеда.

—

Нив Пирс, журнал «Empire»