Пробирочный успех. Судьба телесериалов в России: аудитория бывает не права

Когда успех сериала выращивается в пробирках, он не радует. У сериалов-долгожителей «Улицы разбитых фонарей», «Агент национальной безопасности», «Убойная сила» поначалу был, как мне кажется, стихийный, дикорастущий успех. Он дороже, чем искусственно конструируемый.

В нынешнем сезоне Первый канал решил опробовать американский вариант сетки сериалов. То есть вертикальный. То есть когда с понедельника по четверг идут серии сразу четырёх сериалов — каждый сериал в свой день недели.

Александр Молчанов очень квалифицированно объяснил в «Частном корреспонденте», чем хорош такой принцип. А заодно сформулировал правила сериального «естественного отбора» на американском телевидении, где всё устроено совершенно не так, как на российском.

Всё написанное Молчановым — чистая правда. И выбор у зрителя объективно увеличивается при вертикальной сетке. Тем более что зритель может на неё просто плюнуть и переключиться куда-нибудь на «Россию 1», где гонят уже не по две, а даже иногда по три серии залпом.

И компании получают возможность вовремя отслеживать реакцию аудитории, а в случае малого интереса к сериалу — сворачивать выпуск серий.

И вполне возможно, что с годами у нас приживётся американская отборочная стратегия при работе с сериальными проектами.

Возможно, она потеснит нынешнюю патриархально-мафиозную тактику на российском ТВ. Но возможно, и не очень, потому что сия тактика очень разнообразна и заинтересованы в ней слишком многие. И дело не всегда в личности режиссёра, который приходит с готовностью «запускаться».

Вот другой из тысячи вариантов. Компания собирается снимать сериал. Берёт с магазинной полки книгу — но не классику, а нечто из области современного криминального чтива.

Это не литература, там нет даже складного сюжета, способного долго держать внимание. Про обаятельного героя вообще бессмысленно заикаться.

Но автор этого чтива, человек с погонами, известен широким кругам потребителей чтива, он у них котируется, его издают в мягких обложках большими тиражами.

Зная об этой успешности, компания покупает у автора чтива права на экранизацию — потому что знает, что на телеканалах тоже знают про эту самую успешность.

Внимание. Что дальше?

А дальше мозги компании наконец открывают то, что купили, и пробуют читать. Поскольку мозгами компании часто работают неглупые и даже талантливые люди, они вскоре в истерическом хохоте или с тяжким стоном захлопывают купленный роман.

Но не рвут на себе волосы и не впадают в отчаяние. Они спокойно обсуждают с начальством компании, какому именитому сценаристу «отдать» невозможное чтиво на переработку в сценарий.

Слово «отдать» стоит в кавычках потому, что этот именитый сценарист никогда не увидит исходного материала, да и свой сценарий мельком глянет тогда, когда он будет уже написан.

Вопрос — а кем написан? Естественно, не именитым сценаристом, а какими-то неименитыми «исполняющими» сценаристами, которые вряд ли даже будут фигурировать в титрах.

Эти пишущие сценаристы нужны для того, чтобы переписать сюжет, а вернее, сложить его заново, придумать отсутствующие характеры, ситуации, эпизоды.

Исполняющие сценаристы получат скромную оплату за свой, возможно, добрый труд. Именитый сценарист получит нескромную оплату — за что?

За то, что в титрах будет фигурировать его имя, за то, что это имя будет весомо звучать на всех коммерческих переговорах, повышая цену сериала.

Ну и так далее. Идут торги, связанные с именами, с профессиональными авторитетами, которые, быть может, давно не подтверждаются или изначально мнимы.

Происходит обслуживание определённых творческих элит и примыкающих к ним ремесленников телетворчества. Это американизированному сознанию кажется, что сериалы снимаются для аудитории зрителей.

В России очень много сериалов снимается для того, чтобы было за что платить деньги тем, кто их пишет и снимает или числится в пишущих и снимающих.

Конечно, подобная практика распространена, но не абсолютна. Она не всегда приводит к художественному провалу. Периодически могут попадаться хорошие и даже замечательные творческие личности, которые отлично выполняют свои задачи на своём участке рабочего процесса.

Нередко добротное качество сериала складывается стихийно и вопреки обстоятельствам. Забота о зрителе далеко не на первом месте. Про то, что сериал будет кто-то смотреть, в процессе работы вспоминают нерегулярно. Про рекламодателей, во всяком случае, думают гораздо чаще и глубже.

Чтобы эту практику изменить, надо поменять ментальность профессиональных кругов. Но они — часть нашего общества, чью ментальность поменять пока не удаётся.

На этом фоне американское заблаговременное беспокойство об успехе сериала, о котором писал Александр Молчанов, смотрится как высокая праведность и зрелый прагматизм людей, стремящихся экономить финансы, а не изобретать дополнительные траты.

И тем не менее американская праведность и прагматика тоже навевают на меня уныние. Может, всё дело во мне. Но я, возможно самый малочисленный тип зрителя, тоже хочу иногда получать радость от включения телевизора.

Согласно типологии зрителей, предложенной Александром Молчановым я, видимо, ближе всего к зрителю Д, который любит читать Камю.

Но дело в том, что в эпоху постмодернизма такой зритель может одновременно любить переключаться с Камю или даже Публия Корнелия Тацита на что-нибудь очень популярное.

Но не абы что, а такое популярное, которое, во-первых, не будет вызывать конвульсий отвращения, а во-вторых, сможет дать пищу для размышлений.

В идеале — ещё и доставить эстетическое удовольствие, но это уже как повезёт.

Я согласна ждать везения, а не чего-либо иного.

За что я люблю Камю, Сартра, Томаса Манна и чем они отличаются от успешного американского сериала? Я не про «контент». Я про то, что они не планировали свой успех у думающего человечества.

Они, возможно, вообще плевать хотели на потенциальную читательскую аудиторию. Они думали о себе, выражали то, что считали нужным, и делали это даже вопреки сознанию собственной ненужности очень и очень многим людям, владеющим грамотой.

Когда я впервые стала попадать на Запад, мне хотелось в каждой стране поставить памятники всем немассовым художникам вроде Беккета и Джойса.

И памятники не за большой талант, а за решимость создавать лично от себя нешаблонное искусство, несмотря на то что население готово целыми городами обходиться без него.

Я чувствовала почти физически, каким душевным подвигом является немассовое некоммерческое творчество в коммерчески ориентированном обществе.

Но всё-таки эти самые немассовые сочинители прославились. Их заметили, их имена растиражировали. Их произведения навсегда попали в историю мирового искусства.

Кому-то эти произведения ложатся на душу, кто-то продолжает писать о них научные труды. И всё это происходит совсем не потому, что над Камю стояли социологи, PR-менеджеры, продюсеры и говорили: «Так, вот эту главу прочло на 0,3 процента больше людей с учёной степенью в области точных наук. У тебя есть шанс зацепить физиков и химиков, если ты подбавишь в следующие главы аналогичных мотивов».

Кафке никто не советовал: «Поработай над сгущением кошмаров, так как вот здесь внимание фокус-группы явно провисает».

Томасу Манну никто не давал указаний: «Вам следует срочно убить Иоахима Цимсена, потому что он как-то сразу вызвал раздражение у женской части аудитории. Они хотят, чтобы главным героем стал Ганс Касторп, они считают, что он лапочка».

Я хочу искусства, которое складывается по воле авторов-создателей, сколько бы их ни было и в каких бы жанрах они ни работали.

Я хочу, чтобы ощущался волевой диктат творческих индивидуальностей, а не умелое реагирование на оперативно изучаемые психосоциальные запросы аудитории.

Я хочу, чтобы сериал нравился мне не потому, что кто-то изучил мои эмоциональные, художественные и прочие потребности и старательно играет со мной в поддавки. Телевизор всё-таки не магазин и не ресторан.

Более того, я мечтаю, чтобы самый незамысловатый популярный контент чем-то меня удивлял. Чтобы я вдруг получила совсем не то, чего хотела до включения телевизора, — и при этом чтобы я пришла в восторг.

Я хочу расширить свои потребности и представления о мире и о культуре с помощью нового сериала. Пусть сериал убедит меня в том, что мне интересно и нужно именно то, что он показывает в своих сериях.

«Доктор Хаус» пользуется успехом не только в США не потому, что везде его хорошо изученные целевые аудитории похожи друг на друга, а потому, что это просто очень хороший сериал с интересным главным героем.

Обычно любое нормальное искусство оказывалось впереди воспринимающих аудиторий и даже впереди науки. Искусство периодически открывало мир раньше, чем учёные. Художники Ренессанса передали ощущение бесконечности Вселенной гораздо раньше, чем Коперник взялся это аргументировать.

Популярная научная фантастика предвосхитила реальный прорыв в космос. В советском популярном кино появились образы абсолютно несоветских людей, с несоветским образом мышления, манерами и шмотками.

То, что советская идеология и Советское государство обречены, заранее видно по самым рядовым «Золотой мине» 1977 года или «День свадьбы придётся уточнить» 1979 года.

Я хочу, чтобы популярное искусство было искусством, идущим чуть впереди нехудожественного сознания, а не плетущимся по следам капризов, фобий и навязчивых желаний современных людей.

Короче говоря, мне грустно, что эпоха коммерческого искусства подразумевает рациональное прогнозирование реакций аудитории, подстраивание под настроения аудитории, угождение её вкусам.

Когда успех сериала выращивается в пробирках, он не радует. У сериалов-долгожителей «Улицы разбитых фонарей», «Агент национальной безопасности», «Убойная сила» поначалу был, как мне кажется, стихийный, дикорастущий успех. Он дороже, чем искусственно конструируемый.

И потом, бывает так, что сериал неуспешен, но я не могу отказаться от его позитивной оценки. Большинству он не нравится. Но зрительский успех и творческая удача — не одно и то же, они могут и не совпасть.

Я очень сомневаюсь, что неуспешного «Исаева» следовало закрывать. Этот сериал Сергея Урсуляка всё равно, на мой взгляд, принципиально лучше «Ликвидации».

Аудитория бывает не права. Искусство — если оно искусство, хотя и популярное, — создаётся не только для продажи и даже не только для восприятия.

Искусство — это высказывание о мире в форме образов, которые бывают многозначнее прямых смыслов. Пусть такое высказывание получает шанс на существование по недосмотру коммерческих работников.

В конце концов, сериал есть документ эпохи. Чем больше в нём художественных элементов, которые возникли спонтанно, даже не замечаемые авторами, тем больше у сериала шансов выразить суть своего времени…

Да, получается, для меня зритель тоже не самое главное. Возможно, я так утрирую проблему потому, что сегодня одни думают про деньги, другие про аудиторию.

Меньше всего думают про интересы искусства.

—

Источник: chaskor.ru