Вы здесь

ИНТЕРВЬЮ С ЛЕГЕНДАРНЫМ УЧАСТНИКОМ ГРУППЫ «АРАКС» ОЛЕГОМ ЗАРИПОВЫМ. Автор Беата Грушковская.

ИНТЕРВЬЮ С ЛЕГЕНДАРНЫМ УЧАСТНИКОМ ГРУППЫ «АРАКС»
ОЛЕГОМ ЗАРИПОВЫМ

Искать истоки возникновения Музыки на нашей планете занятие непростое. Она - как вода жизни, некогда возникшей из равновесия химических элементов и мягкости температур. Журчание потоков, и приглаживание ветром непослушных грив колосьев — все это первобытная музыка. А когда дирижер-солнце уходит на покой, передавая свою волшебную палочку ночи, музыка, еще не успев заснуть, пробуждается вновь и начинает плести свой замысловатый узор. Хлопанье крыльев ночных охотников, и стрекот сверчков у норки в ожидании самки, и скрип рассохшейся сосны, и хрусты и хрустики под жесткой корочкой осины мохното-мягкотелых гусениц и членистоногих жучков, и вопль-стон сыча, и уханье совы. Из этих звуков состоит мелодия ночи.

Чем отличалась эта музыка природы от звуков первых барабанов, кто первый натянул на пустотелый ствол засушенную шкуру? А может, это было убаюкивание младенца той самой первой мамой, у которой вдруг пропало молоко? А может, в песню превратился призывный крик охотника, иль устрашающий возглас воина? То было синкретически нерасчлененное искусство, где танец и слово, жест и звук существовали единым ритмичным организмом.

Вот такой вот монолитной глыбой через много миллионов лет стал самый знаменитый спектакль театра Ленком «Юнона и Авось», который известен зрителям не только уникальной режиссурой, смелым танцем, и гениальной игрой актеров. Есть то, что держит, манит и притягивает, что всегда стабильно, мощно и … бесспорно! Я говорю о музыкантах. Один из этих атлантов - Олег Мингалеевич Зарипов.Я была несказанно рада, что Олег с такой легкостью согласился встретиться в буфете Ленкома и дать интервью.

Олег оказался высоким, спортивного телосложения молодым человеком с удивительно живым, подвижным лицом, и добрым взглядом сквозь прищуры узковатых глаз, что выдавало в нем потомка азиатов. С самого первого момента встречи вел себя очень просто и скромно.

Он сразу же показался мне каким-то родным и близким. Его ответы были как открыты, так и объективны, но когда находилось что-нибудь такое, что следовало покритиковать, он премило смущался и морщился. Если бы мне понадобилось вместить всю его характеристику в одно тщательно продуманное обобщение, то я бы сформулировала его следующим образом: тихий гений.

Моему пальцу не терпелось коснуться спускового крючка диктофона.
И вот оно, наконец-то: «Пли!»

ВОПРОСЫ:
*ОМЗ - Олег Мингалеевич Зарипов

1.Сколько лет вы состоите в труппе Ленкома?
ОМЗ: Уже около 17 лет.

2.Вы сами пришли в театр или вас нашли?
ОМЗ: Нашли, причем, совершенно чудесным образом. Я ведь родом из города Йошкар-Ола. Меня пригласили в Москву, в группу ВТВ (?), была такая группа, и вот басист был знаком со знакомым самого Сергея Анатольевича Рудницкого. И вот им понадобился гитарист, на временную работу. Вот так я попал на прослушивание в Ленком, и задержался там, теперь уж думаю, не просто надолго...

3.Представление «окрестили» рок-оперой, кто-то называет мюзиклом, особо продвинутые рок-симфонией. Я понимаю, для вас это не столь важно «вешать ярлыки», но все же, как величаете вы полижанровую «Юнону» для себя?
ОМЗ:
Для меня это изначально была рок-опера. Я воспринимал спектакль как рок-концерт, в первую очередь. Потом, когда углубился дальше, весь букет начал постепенно раскрываться под влиянием драматической составляющей. Но, действительно, точный жанр определить сложно.

4.Как вы думаете, почему Рыбников вынес Увертюру во второй акт, не потому ли, что намекал, что нельзя к «Юноне подходить с обычными мерками?
ОМЗ:
Ну, небольшая увертюра есть и в первом акте, но она другая. Ведь второй акт по характеру более лирический, и именно в нем раскрываются любовные темы. Первый акт — это закваска, и, говорят, что зритель ничего не понимает, как правило. Приходя на второй акт, он начинает «въезжать» в смысл происходящего, и вот тут эта увертюра как раз очень к месту, она попадает, она созвучна «Шиповнику» и другим лейтмотивам. В первом акте настрой был бы совершенно другим.Я думаю, это очень оправдано.

5.Если говорить о Прологе - мне только кажется, что атмосфера создается «вне нот», каким-то хаотичным обеганием пальцев по синтезатору, каких-то едва различимых дребезжаний струн или есть прописанная партитура?
ОМЗ:
Вы совершенно правильно заметили, что это создание атмосферы, и это каждый раз играется по-разному. Чистая импровизация, никаких нот. Мы даже себе задавали такой вопрос на «междусобойчике» с Сергеем Анатольевичем Рудницким — откуда это все берется, как рождается? Есть, конечно какие-то постоянные фразы, как основа, которые остаются и переходят из спектакля в спектакль: но дальше все рождается из душевного состояния музыкантов.

6.Гитары, ударник, синтезатор: скрипка и виолончель — это то, что слышат и видят все, это «очевидности». А вот какие средства используют музыканты для «подкраски речи» персонажей?
ОМЗ:
Все инструменты - на сцене, в открытом обозрении зрителей — за сценой никого не прячем, все на глазах публики. Вы еще про флейты забыли упомянуть, партию флейты в «Шиповнике» исполняет Анатолий Абрамов, а все остальные флейты — это синтезатор от маэстро Сергея Рудницкого.

7.Я где-то читала, что в Юноне присутствуют цитаты из русских опер, в частности, из «Бориса Годунова» и «Хованщины» М.П. Мусоргского, молитвы П.И. Чайковского ? Как их идентифицировать?
ОМЗ:
Эти куски не явные, ведь Алексей Львович Рыбников, в силу своего академического консерваторского образования, впитывал в себя всю русскую классику и выдавал в переработанном виде.

8.Во время исполнения арии «Вечен Божий свет, сладок Божий свет, за тобой слежу я с небес» меня немного коробит, что певица как-то некрасиво берет верхние ноты. Это так задумано?
ОМЗ:
Это не живая певица. Когда-то был записан голос Жанны Рождественской, его пропустили через фильтры. То есть это синтез живого звука реальной вокалистки, обработанный звуковым эффектом, по-моему, хорусом, и с модуляцией по высоте.

9.Что в музыке доминирует для вас — историко-патриотическая патетика, духовные мотивы или лирические, помимо рока, о котором упоминалось выше?
ОМЗ:
Ну, собственно, в вопросе есть все ответы. Вот о духовной составляющей хотелось бы отдельно рассказать. Марк Анатольевич вместес Андреем Вознесенским ходил в храм и просил отслужить молебен, чтобы это дело «пошло», потому что в те времена такие вещи были под запретом. Вы знаете, что в застойные времена церковь была в гонении, как, в прочем, и рок. Но в «Юноне» еще в те времена православные мотивы очень органично переплетались с так называемым чуждым западным роком. И все это и тогда, и сейчас воспринимается как единое целое, единый сплав.

10.Кто кому задает темп — музыканты актерам, или актеры музыкантам во время подзвучки буквально одной нотой или трелью в речитативах.
ОМЗ:
В большинстве случаев тон задаем мы. Потом уже в процессе игры, если актер замедляет темп, мы это сразу же улавливаем и притормаживаем. То есть реагируем обязательно. Мы работаем, как единый организм.

11.Есть ли страх что-то сделать не так во время спектакля?
ОМЗ:
Конечно! На каждом спектакле мы в тонусе, никакого «расслабона». У кого-то может возникнуть «белый лист», и моментально эту ситуацию нужно разруливать, заполнять чем-то эту тишину. Здесь идет речь о взаимовыручке и среди музыкантов, и между музыкантами и актерами.

12.Есть ли местечко для импровизации?
ОМЗ:
Да там почти сплошная импровизация. Процентов на тридцать — это точно! Есть четкая форма со своим началом и окончанием, количество тактов обозначено, а вот то, что внутри, вот то самое наполнение - почти полностью импровизационное.

13.Было ли что-нибудь смешное или просто запоминающееся на спектакле или на репетиции?
ОМЗ:
Самая эпичная ситуация, мы даже потом жалели, что никто этого не снял на видео, когда на одном из спектаклей моряки сбрасывали канаты, и я вижу перестарались — и летят канаты в нашу оркестровую яму. Я пригнулся, опустил глаза вниз. Боковым зрением вижу - канат, как живой, хватает мою виолончель, обвивается вокруг ее головы, и швыряет на сцену, я называю это «Полет Валькирии». Потом мы эту виолончель долго чинили.

14.Музыканты чувствуют зал?
ОМЗ:
Мы сидим к залу спиной, но все равно всегда чувствуем. Зал всегда разный. Ни одного концерта не бывает с одинаковой реакцией зрителя. Особенно во время гастролей. И вот вы знаете, еще в театре Эстрады какая-то тягучая аура - играется не так, как здесь, в родных стенах Ленкома... Если нам не удается раскрутить зал в первом акте — раскачиваем во втором. Если холодок во втором акте - обязательно пробиваем зрителя в Эпилоге. Кстати, в театре играть гораздо легче, чем просто на концерте. Потому что всегда есть первый актерский план. А на концерте «ты и только ты». Но вот что интересно - мой театральный опыт стал очень помогать мне на концертах...

...Еще мы любим и чувствуем наших фанатов.Есть одна дама, не девушка, уже зрелая особа в зеленом пиджаке. Так вот она, по-моему, ни одного спектакля не пропустила...

...Мы делимся с залом своей энергетикой. Если мы делаем это хорошо, они начинают подпитывать нас в благодарность. Чем больше мы все отдаем, тем больше мы получаем. Это закон театра, да и жизни.

15.Музыканты чувствуют душевное состояние актеров?
ОМЗ:
Конечно, вот, например, когда вводили Дмитрия Певцова, был долгий период притирания. Как-то не могли перестроиться на него после Караченцова. А без симпатии и взаимопонимания тут нельзя никак!

16.Почему вы звучите, как целый симфонический оркестр?
ОМЗ:
Нас музыкантов всего четверо. За синтезатором — наш руководитель и основатель «Аракса» Сергей Анатольевич Рудницкий, на ударной установке — второй легендарный «араковец» Анатолий Абрамов. Далее - наш прославленный гитарист Николай Парфенюк и ваш покорный слуга — гитара, скрипка и виолончель. Причем, музыкальную школу я закончил по классу скрипки. Это уже здесь, в Ленкоме Марк Анатольевич издал «царский» указ — освоить Зарипову виолончель, он ведь у нас универсальный талант!

Так вот нас четверо, духовая группа задействована только в сцене с флагом, и поэтому у каждого из нас по несколько инструментов — что-то лежит рядом на стуле, моя виолончель прижата к стенке оркестровой ямы. Парфенюк работает на двух гитарах и флейте. У Абрамова, помимо барабанов, есть флейта, специальные средства перкуссии. Все остальные звуки у Рудницкого - он использует свои хитрости для усиления эффекта объемности и масштабности - это так называемые подклады — записанные музыкальные куски, сэмплы. Это уже современные технологии, которые раньше никто не пользовался, а сейчас это уже повсеместно в ходу, сплошь и рядом.

17.Кто координирует все ваши действия, ведь вы работаете без дирижера?
ОМЗ:
Функции дирижера у нас выполняют два человека: это и Сергей Анатольевич Рудницкий, который не непосредственно во время спектакля, а на репетиции, на прогонах ставит цель, и мы все вместе поставленные задачи обсуждаем. Расставляем все точки над «и». Во время спектакля иногда функции незримого дирижера берет на себя барабанщик. Он ведет всех за собой. В некоторых сценах, иногда, таким дирижером может быть и гитарист. И еще одну вещь должен подчеркнуть. Никаких нот у нас нет перед глазами, никаких текстов на пюпитрах не стоит, если вы заметили. Конечно, ноты есть, где-то в архивах пылятся.

А текстовки?

Весь текст у нас практически уже в голове. Плюс помогают действия и события на сцене. Мы помним начальные фразы, конечные, и даже в простой жизни постоянно их цитируем.

18. Какая сцена спектакля - самая сложная для вас, и какое место вы считаете самым любимым во время действа?
ОМЗ:
Мой ответ может вас удивить, но сцена драки Резанова и Фернандо ритмически очень непроста. Там и смена размера, и синкопирование. Вторая увертюра тоже постоянно заставляет думать, работать в четком взаимодействии с другими музыкантами.

Как ни странно, самое любимое место — это тихое объяснение в любви Резанова Кончитте во втором акте. Там я ухожу в импровизацию, как в медитацию. Всего два аккорда, гармонические рамки, те которые я больше всего люблю.Вот в этом месте я по настоящего «балдею». Просто «улетное» место, по крайней мере, для меня.

А вот по поводу моего соло на скрипке хотел бы рассказать любопытную истрию. Когда я пришел на первую пробу в качестве гитариста, Сергей Анатольевич Рудницкий меня спросил, а ты ведь учился на скрипке. А я к тому времени уже полностью на гитару перешел. Пришлось мне все заново вспоминать.

19.Расскажите о каких-нибудь секретах во время исполнения?
ОМЗ:
Ну, могу рассказать секрет про сцену трубачей во время поднятия Андреевского флага, которые и не артисты, имитирующие игры, но и не совсем независимые музыканты. Основные сэмплы изготавливал Рудницкий. А трубачи создают эффект мощного марша, оживляя их. То есть не лидируя, а добавляя.

...Ну, еще есть секрет, что я всегда подаю руку Александру Садо, когда он в кромешной тьме сходит со сцены, чтобы он не навернулся...

...Большие микрофоны исчезают со сцены — это не чудеса механики — тоже мы незаметно отволакиваем.

20.Приходилось ли Вам во время репетиций переступать через свои принципы, действовать вразрез эстетическому вкусу?
ОМЗ:
Да, бывает такое, но чаще решаем коллегиально. Был случай, я предложил один гитарный пассаж, как мне показалось очень интересный, исполнить несколько иначе, чем видел Рудницкий. Рудницкий сначала меня зарубил, но потом спросил мнения ребят — те приняли мою сторону, что, мол, так ритмически вкуснее. И Рудницкий дал мне добро. Но так далеко не всегда случается — частенько ломать себя тоже приходится, так как вкусы у всех разные, не может быть стопроцентных совпадений, попаданий. И тут уже имеет значение положении в иерархии. Кто главней - за тем и последнее слово.

21.Оцените по 10-ти бальной системе сложность исполнения Юноны?
ОМЗ:
11 баллов! Основная сложность в том, что если кто-то из нас заболеет, то это полный провал. У нас практически нет второго состава. Однажды на заказном спектакле для банка заболел Рудницкий. Это была просто катастрофа, ведь почти невозможно найти замену, да и еще за короткий промежуток времени, да если и найдется смельчак — то как ему все это выучить и сыграть? И еще она сложна потому, что задействовано много инструментов. Юнона требует постоянных тренировок, в ней очень важно состояние, в котором ты работаешь, там с бухты-барахты не сыграешь, не вытянешь. Без особого состояния ничего не получится - в Юноне нужно творить магию.

22.Я часто слышу во многих сценах Юноны переливы арфы, но самой арфы не видно. Или мне мерещится?
ОМЗ:
Как я вам уже говорил, арфа — это Сергей Рудницкий на синтезаторе.

23.Есть ли боль по поводу «иного уровня» спектакля после ухода Караченцова?
ОМЗ:
Ответ на этот вопрос вас тоже удивит. «Юнона» - это непотопляемый Титаник. Раньше мне казалось, что все крутится вокруг Николая Петровича. Что только он стоит на вершине пирамиды. Но время показало, что уникальность спектакля — и в музыке, не побоюсь назвать ее вечной, и в режиссуре, абсолютно гениальной, которая никуда не уходит, и в сценографии, и в драматургии. То есть никакой особой боли нет.

24.Партитуру «апгрейдят»?Кто за это отвечает?
ОМЗ:
Ну, это все входит в обязанности Сергея Анатольевича Рудницкого, он постоянно что-то меняет в аранжировках, добавляет, чтобы «саунд» был модным и отвечал требованиям сегодняшнего дня. Он в этой теме очень продвинут.

25.А где находится пульт сведения? Я слышала, что какой-то родственник Земфиры работает в качестве оператора за этим пультом, или это только слухи?
ОМЗ:
Бывший супруг Земфиры действительно работает в нашем театре, но, по-моему, в цеху осветителей. За пультом сведения сидит наш третий дирижер, наш главный звукорежиссер Андрей Кушников.

26. Вас можно называть «Рок-ателье», или «Аракс» или вы — оркестр театра Ленком?
ОМЗ:
Ну, что вы! Только не «Рок-ателье»! Мы «Аракс», в первую очередь, и одновременно ансамбль театра Ленком. Когда-то в юности я даже мечтать не мог, что буду входить в состав этой легендарной группы! Ведь будучи юношей в далекой Йошкар-Оле Марийской автономной республики (нынешний Марий Эл) я слушал, я снимал их манеру игры на гитаре, и вот так мне «подфартило»!

27. До какой степени Марк Анатольевич контролирует «музыкальную кухню»?
ОМЗ:
Марк Анатольевич Захаров — это генератор гениальных идей, а мы их пытаемся воплощать.Он всегда делает самую большую ставку на музыку, на живой звук, и в этом отличие нашего театра от всех остальных. Он удивительно тонко чувствует музыкальный стиль, фактуру сцены, национальный колорит. Они с Рудницким иногда объясняются на пальцах, Сергей Анатольевич каким-то шестым чувством понимает, чего от нас хочет метр, мы ему показываем. Марк Анатольевич либо принимает, либо снова на пальцах объясняет, что хотелось бы немного по-другому)))))

28.С кем из «ленкомовских» Вы дружите вне театра?
ОМЗ:
Сейчас такой темп жизни, что никто уже не сидит в компании и не травит анекдоты под пивко. Могу сказать одно — мы все друзья, даже больше — мы одна семья, и объединяет нас Марк Анатольевич Захаров. В приятельских отношениях я с Анной Большовой, мы иногда выступаем вместе. Антону Шагину я помогал освоить игру на балалайке. А так при встрече всегда очень тепло приветствуем друг друга, обнимаемся по-приятельски (В этот момент мимо проходят «народники» Александр Збруев и Иван Агапов, заслуженный актер Ленкома Геннадий Козлов и очень тепло приветствуют музыканта). И с молодежью я люблю пообщаться. (И, точно услышав наш разговор, в буфет начинает стекаться и зеленая, и зрелая актерская «молодежка» — Станислав Тикунов и Игорь Конякин, двухметровые красавцы с заплаканными глазами, супруги Пиотровские (Сергей и Александра Волкова) , супруги Чербаджи-Курилко (Анжелика Кошевая и Данила), Александр Горелов и Максим Амельченко, и все-все-все). Сегодня нас объединило горе...

29.Вы устаете после спектакля? Как расслабляетесь?
ОМЗ:
Я устаю, но это очень приятная усталость. Пойти куда-то в бар «бухать» уже давно не тянет. Стараюсь скорее оказаться дома, в кругу семьи.

30. Представляете ли вы себе свою жизнь «без Юноны»?
ОМЗ:
Конечно, нет. Для меня это главное событие в моей жизни.

Огромное спасибо!
11 декабря 2017 года.

Беата Грушковская.

PS: Так получилось, что день интервью совпал с гражданской панихидой по случаю прощания с великом актером, Народным артистом СССР Леонидом Броневым. Еще не полностью осознав всю боль утраты, я провела интервью по запланированному графику, и только сейчас, когда печатаю эти строки понимаю, что не смогу не написать об этом в следующей публикации.