Фонд поддержки российской кинематографии. Мнения

Мы продолжаем разговор о переменах в финансировании отечественного кино. О перспективах работы Фонда поддержки российской кинематографии, своих надеждах и опасениях говорят режиссёры.

В конце 2009 г. по итогам заседания Правительственного совета по развитию отечественной кинематографии под председательством премьер-министра В. Путина был создан Федеральный фонд социальной и экономической поддержки отечественной кинематографии. Фонд, возглавленный Сергеем Толстиковым, практически не зависит от Министерства культуры, которое теперь распределяет средства только для некоммерческого кино. Деятельностью Фонда руководит попечительский совет. 19 марта 2010 г. Фонд распределил 2 млрд руб. между восьмью крупнейшими продюсерскими кинокомпаниями — их поделят поровну компании «СТВ» Сергея Сельянова, «Три тэ» Никиты Михалкова, «Дирекция кино» и «Централ партнершип» (обе входят в холдинг «Проф-Медиа»), «Продюсерская фирма Игоря Толстунова» («ПРОФИТ»), Art Pictures (принадлежит Федору Бондарчуку, Александру Роднянскому и Дмитрию Рудовскому), «Базелевс» Тимура Бекмамбетова и кинокомпания «Рекун». На детское, дебютное, авторское, экспериментальное, документальное и анимационное кино, финансирование которого будет осуществляться Министерством культуры, было выделено 849 млн. руб.

—

Сергей Сельянов

За свой рубль не переживай. Не было же списков и сходок, ночных бдений. Это же не очередь на холодильник или квартиру занимать. Был довольно долгий диалог продюсеров с Минкультом и с более высокой властью. Мы просто объясняли, говорили, убеждали, что состояние рынка требует более планового подхода. И у каждого были мысли свои, ими делились, это естественно. Не было двадцати поручиков, которые собрались при свечах и решили устроить передел. Это же не заговор, в самом деле.

Это в том числе и моя инициатива. Изначально речь вообще-то шла не о Фонде. Мы с коллегами обсуждали возможность получения государственной поддержки на трехлетней основе для ведущих киностудий страны. И это необходимый этап в развитии сегодняшней киноиндустрии. Прежняя система распределения денег была плоха для нас в первую очередь своей непредсказуемостью — никто не мог точно знать, на какой из имеющихся в разработке проектов он получит финансирование. Система тендеров очевидно тормозила рынок, она не давала нормально развиваться продюсерским компаниям. Понимаешь, есть такое представление о деятельности продюсеров, что они занимаются сбором денег. Что продюсер — это человек, который собрал деньги, на которые режиссер снимает кино. А на самом деле продюсер, выйдя, конечно, на определенную мощность, занимается в основном развитием своей компании. Съемки фильма — это самое простое. Но до съемок продюсерская компания проделывает огромную работу: ищет идеи, темы, сценарии, сценаристов, режиссеров. Это долгосрочная, планомерная работа. Есть еще авторский кинематограф, но он инициируется режиссерами-авторами. Согласись, странно говорить Ван Гогу, в каком направлении и как он должен цветочек нарисовать. А инициатива в зрительском кино исходит от продюсера. Дальше работает сценарист, который разрабатывает свой вариант, иногда потом его доделывает второй сценарист, третий. Потом приходит режиссер. Образуется равнобедренный треугольник: сценарист-режиссер-продюсер. А то, что внутри этого треугольника, и есть проект. Фильм. И этот проект до запуска претерпевает ряд изменений под давлением всех трех своих оснований. К сожалению, если вернуться к российским реалиям, проекту часто не хватает времени или сил для запуска. И особенно это касается больших проектов. Чтобы сделать даже смету большого проекта, нужно затратить очень много времени и сил, пройти множество тестов — только для того, чтобы просто увидеть какую-то цифру. Крупная по российским меркам компания, которая хочет производить ежегодно, например, пять фильмов, должна еще пятнадцать иметь в разработке. Потому что две трети уйдет: что-то закроется — слишком дорого, или неубедительно, что-то отложится до лучших времен. И вся эта история с Фондом — она дает возможность кинокомпаниям работать так, как они работают во всем мире, а не сидеть и ждать грантов Минкульта. Когда ты не знаешь, что будет: ты, может, получишь поддержку на все свои проекты, а может — ни на один не получишь, или поддержат те два из пяти, которые для тебя самого менее значимы. Логики в этом не было никакой. Собственно, попытка победить эту бессистемность и непредсказуемость и вылилась в основание Фонда. Это просто другие правила игры.

Андрей Плахов

Не станет ни лучше, ни свободнее. Прежняя система породила то, что мы сейчас называем «новой волной» российской режиссуры. И эта «новая волна» состоит вовсе не из продукции студий-мейджоров. Престиж нашему кинематографу в мире принесли не «Дневной дозор» и не «Девятая рота», а «Бумажный солдат» и «Последний поезд», «Возвращение», «977», «4», «Как я провел этим летом» и другие фильмы, сделанные компаниями, не попавшими в группу избранных (есть исключения, но общая тенденция такова). Разве это не аморально — жить и получать привилегии за счет репутации, приобретенной коллегами?

В киноиндустрии произошел кризис на всех уровнях — на экономическом, идеологическом и моральном. И сочетание этих трех кризисов в итоге привело к реформе госфинансирования. Реформе, которая задумывалась как попытка эти кризисы преодолеть, а на деле оказалась наделена всеми их родовыми чертами. Попытка исправить недостатки прежней системы финансирования привели к тому, что была создана еще менее логичная, более абсурдная и даже аморальная система. К тому же, из новой системы координат был фактически исключен такой параметр, как искусство. То, что называется «художественная составляющая». Раньше она существовала хотя бы в виде фальшивой вывески, а теперь ею даже не прикрываются.

Прежде всего, происходящее стоит оценивать как передел собственности, перераспределение финансовых потоков. А там, где речь идет о деньгах, про мораль вообще говорить не приходится. Но все-таки моральным оправданием прежней системы, которая, конечно, была коррумпирована, и, мягко говоря, далека от совершенства, было то, что она терпела появление фактов искусства. Это было достаточно аморфное образование, но, парадоксальным образом, оно позволяло рождаться чему-то новому и талантливому.

Павел Лунгин

Все кричат, что кого-то обворовали — а я не понимаю, кого обворовали. Понятно лишь одно — государство раздало деньги тем, кому считало нужным раздать. Противоречивость ситуации лишь в том, что оно само не слишком понимает, на что эти деньги даёт. А мы тут все уже спешим комментировать — эта вечная лёгкая интеллигентская циничность.

А сумма эта — восемь миллионов — с одной стороны много, с другой мало. Сколько можно снять приличных фильмов на восемь миллионов? Один крупный фильм — и то не снимешь. Получается, что денег мало, но при этом пытаются создать мейджерскую систему — сколько на это потребуется времени, не представляю.

Не хочу вливаться в хор обиженных, но понятно, что мне обидно — я-то в Фонд никак не вошёл, хотя делал достойные фильмы. Как и мои товарищи — Лёша Учитель, Павел Чухрай… Посмотрим ещё, что из этого всего вообще получится, а что не получится.

Борис Хлебников

С одной стороны, я не стал бы впадать в панику по этому поводу — те студии и те люди, которые оказались в списке, не вызывают у меня никаких сомнений. Фамилии их говорят мне о том, что с точки зрения качества выпускаемого продукта в работе над проектами будет присутствовать здравый смысл. Условно говоря, очевидно, что Сельянов и Толстунов, например, не будут производить фуфло. И это выгодно отличает нынешнюю ситуацию от недавней, когда мы не знали половину продюсеров и не понимали, что они могут и что будут производить, а большинство снятых под их руководством фильмов не доходило до экрана.

Пугает меня, что задачи этого преобразования были, наверное, не те, о которых я сказал. Новая система сделает связь между кино и государством теснее — гораздо проще влиять на восемь больших студий, чем делать госзаказ сотне несвязанных друг с другом продюсеров и потом контролировать его исполнение. Это опасно, потому что появляется возможность для цензуры.

А, может быть, на деле ничего катастрофического и ужасного не произойдёт — не так много хороших режиссёров и продюсеров, и всем место найдётся. Например, казалось бы, я один из последних, к кому стали бы обращаться эти восемь студий, но в понедельник мне позвонили из двух и предложили запуститься с собственным сценарием. Так что, возможно, всё не так уж страшно.

Алексей Мизгирёв

Кино — история очень дорогая, и вопрос только в том, куда в итоге идут отведённые на этот процесс деньги. Мне очевидно, что затея с реформой назрела. Даже те, кто критикуют Фонд, не могут не согласиться, что у нас ущербное кинопроизводство. В этом смысле идея создания мейджеров кажется мне очень правильной — я имею в виду не конкретных людей, которые были названы руководством Фонда, а саму систему. Я сам всё время работал в крупных компаниях. Все свои картины я снял при непосредственной поддержке государства. На последний фильм средств обещали выделить больше, но в силу кризиса не получилось. Это стало проблемой для продюсеров. И только потому, что производящая кинокомпании была сильная, она не разорилась, а компенсировала убыток за счёт денег, заработанных на коммерческих картинах. Стремление делать кассу, но тратить эту кассу не только на себя, но и на заведомо неприбыльную продукцию — вот, что я называю мейджерством в кино.

Важно помнить, что кино как искусство представляет собой способ художественного осмысления мира — коммерческая составляющая в нем сводится к минимуму. Но, в то же время, кино — как я уже говорил — дело не дешёвое, и эту составляющую должен кто-то компенсировать. Этим «кем-то» в первую очередь должно быть государство, для которого самоидентификация через кинематограф так же необходима, как и стабильная цена на нефть. Поэтому государство должно, прежде всего, поддерживать не энтертейнмент — этакий парк развлечений имени Горького в кино — а фильмы художественной направленности, которые ставят своей задачей анализ процессов внутри общества. Если государство откажется от поддержки киноискусства, то погибнет и кинопроизводство в целом. Реформа обернётся катастрофой — по сути, это будет крах целого поколения кинематографистов — такой же, как в девяностых. Впрочем, у нас в стране, зная ее историю, это совсем не проблема.

Я не знаю, как будет работать Фонд. Мне не нравится, что активно разыгрывается разделение кино на некий артхаус и мейнстрим. Это ложь. Чиновники могут не знать, но кинематографисты точно знают, что никакого артхауса не существует. Есть плохое и хорошее. Настоящее и фальшивое. Желание угодить публике ничем не отличается от желания понравиться жюри фестиваля. И то, и другое подлость. Если всё сведётся к поддержке картин о летающих машинах и нам, жителям этой страны, будут доказывать, что такие фильмы — это и есть наше национальное достояние, глубокое и самобытное, то грош цена всем изменениям. Я надеюсь, что, когда система будет создана и начнёт работать, все так называемые мейджеры обнаружат уже не денежный голод, ставший поводом для создания Фонда, а голод идей. А дальше всё будет зависеть от масштаба их личностей — либо повернуться в сторону тех, кто способен продуцировать полноценные идеи, либо за счёт налогоплательщиков выдавать плохо прожёванные, вторичные поделки за полноценный национальный кинематограф.

Мне хочется, чтобы люди, которые сейчас будут этим заниматься, хорошо понимали, что невозможно сделать патриотическое кино просто потому, что их назначили. Нельзя назначить любовь народа к той или иной картине. Нельзя сказать, что мы сейчас снимем фильм «Чапаев» и думать, что все немедленно сойдут с ума от счастья. Всё получается, если люди делают это своей кровью, душой, своей личностью. Кино должны делать художники, а не менеджеры. Вот в чём основная проблема, а вовсе не в том, будет ли восемь мейджеров, двенадцать, или всё вообще вернётся к той системе, что была до.

Максим Пежемский

Тут есть два пути — один опасный, не зря говорят, что плановость начнётся при всех этих раздачах, а другой полезный — есть шанс, что, наконец, возникнут условия для конкуренции.

Я боюсь лишь того, что все сейчас кинуться зарабатывать, а сознание у людей, научившихся зарабатывать деньги в кинобизнесе, достаточно шаблонное. Все вроде бы пойдут своим путём, но фильмы при этой системе могут оказаться очень-очень похожими. А если начнётся реальное соперничество, то какие-то неформатные удачи покажут людям, которые сейчас получат миллионы, что оригинальные решения могут быть выигрышными. Поэтому важно, чтобы сейчас появились первые удачи. Главное делать ставку на неформальные решения — формальными экран и так всегда будет забит — и тут большого значения ни Фонд, ни другая модель для истории кино ничего не значат. Надеюсь, что среди получивших деньги найдутся люди с нестандартным взглядом. И, быть может, амбициозные и талантливые истории теперь будут иметь больше шансов, чем имели в последние годы.

Так что есть и опасности, и потенциальные выигрыши — что победит не знаю, может, установится более-менее разумный баланс.

Андрей Прошкин

Произошедшее, безусловно, изменит ситуацию — и в смысле качества, и в смысле системы производства. По поводу первого, правда, что-то сказать пока сложно. Тем не менее, я боюсь, что государство поставило индустриальные задачи выше культуры и искусства, довольно ясно и открыто это продекларировав. Поэтому для картин «поисковых» сейчас наступят тяжёлые времена. Среди продюсеров, вошедших в систему достойные люди — вменяемые и успевшие сделать качественные фильмы. Но поскольку деньги в первую очередь даются на коммерческое кино, то даже не сами они, а ситуация вынудит их ориентироваться на кассу. А это в настоящий момент, к сожалению, означает создание ширпотреба.

Сергей Соловьёв

Ничего сказать не могу — питаюсь слухами от тех, кто случайно встретился и пересказывает всё на свой лад. Со стороны мне всё это кажется дичью, но я хорошо отношусь к Сельянову и ему доверяю… А существа всего этого дела понять не могу.
Иван Вырыпаев

Что творится в Фонде — не знаю. Для меня это значения не имеет, поскольку сам я нахожусь в разряде тяжёлого авангарда, на котором всё равно уже поставили крест. Не могу представить, чтобы мне дали государственные деньги, но я рад за тех, кому они достанутся.

Алексей Попогребский

У меня смешанные чувства. С одной стороны, на словах это, вроде бы, правильный принцип — разделяются быки и трепетные лани, чтобы, стоя у кормушки, первые не затоптали вторых. Мейджерам один загон, нам другой — Министерство культуры. С другой стороны, как мы знаем, в нашей стране, чем лучше выходит на бумаге, тем хуже — в реальности. Потому что это абсолютно бюрократическая система.

История с большими деньгами мне не интересна — я не собираюсь свой следующий фильм делать блокбастером. Я чувствую себя комфортно, есть варианты копродукции, и мне не нужно идти к этим восьми мейджерам, потому что я работаю с замечательной компанией «Коктебель». А эта кинокомпания сняла два фильма с «Централ партнершип» и, в случае чего, будет с ней опять сотрудничать

Меня больше волнует, как будет происходить дележ средств, оставшихся Министерству культуры. Старая система со всеми её недостатками могла худо-бедно работать по накатанной. В её рамках за последние десять лет дебютировало новое поколение кинематографистов, и сейчас мы имеем целый ряд имён за которые, прямо скажем, не стыдно. Это по инерции говорят, что кино в упадке — на самом деле каждый год появляется несколько фильмов, которые могут стать предметом обсуждения. Но будет ли список интересных картин пополняться? Что будет с дебютами? Ладно наша «новая волна» — но должно быть что-то ещё новее. На сколько мне известно, в две тысячи девятом году, по линии Министерства культуры не запустился не один фильм — и дело не в кризисе, это была бюрократическая перетряска. Теперь система поменялась, всё переколбасило, и неизвестно, запустится ли что-нибудь в две тысячи десятом. Тогда образуется двух летний вакуум, и будет разрыв.

Александр Расторгуев

Не понимаю пока, что всё это значит, но, если честно, мне кажется, что всё всегда работало примерно так же — просто теперь это сделали официально, потому что перестали стесняться. Я не уверен, что будут снимать любимое государством патриотическое кино — может, вообще ничего снимать не будут — мы все знакомы и с такой формой заработка. Конечно, я возлагаю надежды на кого-то из тех, кто вошёл в число поддерживаемых Фондом — например, я сейчас сам работаю с Роднянским… Да и вообще хороших людей среди них много — вот только людей деньги портят.
Карен Шахназаров

Свою позицию я обозначил давно — в делах Фонда не участвую, в том числе, в распределениях, и ни на что не претендую. «Мосфильм» как ориентировался на свои силы, так и ориентируется. Посмотрим года через два на результаты всей этой истории — может быть, и появятся какие-то удачные проекты.

В принципе, в нынешней ситуации нет другого выхода — можно сколько угодно это обсуждать, но изменения были необходимы. Что до результата, то сейчас даже если появится пять достойных картин, то и это будет весьма неплохо. Плохо то, что всем остальным, прямо скажем, маловато остаётся — я-то предполагал, что вся эта конфигурация учитывает дополнительные средства, необходимые для поддержания дебютов и того кино, которое принято называть экспериментальным. А теперь получается, что огромное число продюсеров остаётся вроде как за рамками — но всех ведь счастливыми не сделаешь.

Сама идея распределять деньги не под проекты, а таким новым способом — она, как минимум, новаторская. Можно сравнить только с концом восьмидесятых годов, до развала СССР, когда происходило нечто подобное: Госкино выделяло деньги, например, объединениям на «Мосфильме» — и они могли делать, скажем, пять любых проектов. Тогда, к сожалению, ни к какому взлёту кино это не привело — не много картин того периода осталось в памяти. Само же распределение это довольно условно, потому что люди все известные — у всех них были и заслуги, и удачи, и неудачи…

Николай Хомерики

Раньше было Гостелерадио, теперь Фонд… Его дела меня нисколько не волнуют в отличие оттого, что происходит с Министерством культуры, которому теперь ничего не осталось. Фильмы, которые можно назвать искусством, государство теперь вообще не будет поддерживать. Всё было бы хорошо, если те деньги, которые выделялись на, как они говорят, «артхаус» — ненавижу это слово — распределялись по более прозрачной схеме и их было чуть больше. Поэтому я, например, уже вообще забыл про государство как источник финансирования. Пусть делают патриотические фильмы — на здоровье — но всё-таки есть такое слово «культура» и для него есть специальное министерство. А Фонд должен существовать параллельно. Нельзя забывать о фильмах, которые представляют Россию на международной арене.

Так или иначе, схема уже как будто начинает работать. Только года через полтора всем, наверное, станет понятно, что действовать она не может.

Александр Сокуров

Число людей, которое будет участвовать в кинопроизводстве, стократно уменьшится, и теперь они будут самолично выбирать, что в это производство запускать. Если раньше в таких решениях принимало участие открытое профессиональное сообщество — Минкульт и различные комиссии — то сейчас все эти вопросы обсуждаются закрытой группой очень состоятельных людей. Ни о каком авторском кинематографе в этих обстоятельствах речи, конечно, не идёт — и это решение в общественном, профессиональном и политическом смысле совершенно неправильное. Оно непременно повлечёт за собой череду конфликтов — и финансовых, и моральных, и нравственных — которые окончательно разрушат хоть какое-то, условное единство профессиональной кинематографической среды. Одно решение за другим приведёт не к воссозданию или поддержке, а к разрушению — абсолютно деструктивная ситуация.

Во всех странах мира такие вещи регулируются с помощью государственных структур, которые действуют в рамках законодательства, в том числе — уголовного. В данной же ситуации полностью упразднена роль Министерства культуры. Место для некоммерческого кино теперь найдётся, только если кто-то из его создателей окажется близким к известному кругу — тогда, может, будет брошена косточка. На самом деле все деньги должны выделяться на авторское кино, потому что только оно имеет историческую, художественную и политическую ценность — только это кино показывается за пределами страны. Раньше авторское кино в стране держалось только на Голутве, который его поддерживал — теперь он отстранён от решения этих вопросов, и защищать наши интересы некому. Столичное сообщество, которое сейчас всем заправляет, могло бы проглотить не только эту сумму, но и стократно большую — а кинематограф не может делаться группой жадных людей Москвы. Должно быть несколько студий — в Петербурге, Владивостоке, Свердловске, Иркутске, Архангельске — страна должна состоять из пяти-шести кинематографических центров. Сейчас это не национальное кино, и никакого отношения к российскому кино вообще происходящее не имеет. Кроме всего прочего, должно выходить не менее ста пятидесяти дебютов — дебютных денег должно быть больше, чем людей, которые готовы эти дебюты снимать.

Каждому придётся искать свои пути — что до меня, то может быть, надо будет уезжать из страны.

Источник: журнал «Сеанс»