Йос Стеллинг: «Посмотрите на меня, так и должен выглядеть настоящий режиссер»

Знаменитый режиссер рассказал корреспонденту Openspace.ru Марии Терещенко о своем новом фильме «Девушка и смерть», сценарий которого он только что закончил.

У себя на родине в Голландии Йос Стеллинг, автор таких классических лент, как «Стрелочник», «Иллюзионист», «Душка», не то чтобы слишком популярен. В родном Утрехте он больше известен как владелец двух кинотеатров и организатор фестиваля «Восточные соседи», на котором демонстрируются фильмы из Восточной Европы. Фестиваль проходит в начале ноября, так что мы еще застали афиши и постеры. Из русского кино в программе – «Москва слезам не верит» Владимира Меньшова и «Русалка» Анны Меликян.

Стеллинг встречает меня в одном из своих кинотеатров. И начинает с экскурсии, рассказывая о том, что раньше в этом помещении находилось полицейское управление.

ЙОС СТЕЛЛИНГ: Ко мне тут приезжали люди из Москвы, чтобы перенять опыт. Потому что в Москве множество заброшенных государственных помещений, и вот они смотрели, что я сумел сделать из отделения полиции.

Мы многое здесь оставили, как было. Но кое-что пришлось перестраивать. Здесь, например, находилось хранилище трупов. А рядом, чтобы не было запаха мертвечины, устроена была конюшня — и вонь от лошадей отбивала трупную. Теперь, видите, здесь кафе.

А вот, посмотрите, на стене — фотографии известных людей, которые здесь сидели в свое время. Этот, например, был очень известным голландским поэтом. Он убил свою экономку. И оказался в этом отделении полиции. А этот заключенный знаменит тем, что все время планировал сбежать. В итоге так и не сбежал, но его планы побега стали настоящей легендой.

Я и сам отбывал здесь наказание в юности…

МАРИЯ ТЕРЕЩЕНКО: За что?

— Я ехал на велосипеде и нарушил правила дорожного движения. Меня забрали в полицию. И я тогда сказал: «Придет день, и я вас куплю». Так и случилось.

— Вы так рассказываете о своем бизнесе… Как будто кинотеатры для вас важнее, чем режиссерская работа. Это так?

— Хороший вопрос. Не знаю. Наверное, дело в том, что кинотеатры помогают мне быть независимым. Остальные режиссеры постоянно вынуждены что-то делать, чтобы выживать. Они либо зависят от продюсеров, либо снимают рекламу. А я — спасибо кинотеатрам — не думаю о хлебе насущном.

Стеллинг — отъявленный говорун. «Надо бы мне говорить поменьше», — эту фразу он повторяет, словно мантру. Но заклинание не срабатывает. Стоит образоваться секундной паузе, и тут же звучит какая-нибудь байка.

— Вот посмотрите на меня — так и должен выглядеть настоящий режиссер. Лысый, в очках, в черном костюме, с сигаретой — и обязательно маленького роста. Я когда читал лекции во ВГИКе, сразу сказал студентам: «Все, кто выше метра семидесяти, покиньте, пожалуйста, аудиторию». Поверите ли, несколько человек встали и вышли. Я крикнул вдогонку: «Эй, стойте, я же пошутил». Но было поздно. Они ушли.

Или:

— Как вы живете в своей Москве? Такой дорогой город. Я купил пиво, и оно стоило 5 долларов. Потому что это был «Хайнекен». Но мне нет дела до сорта, моча она и есть моча. А тут пять долларов.

Когда мы садимся ужинать, Стеллинг достает из портфеля увесистую стопку сшитых листов. На титульном листе — женская фотография и заголовок по-английски «Девушка и смерть».

— Вот, только что закончил новый сценарий. Буквально полчаса назад распечатал. Называется «Девушка и смерть».

— Расскажете, о чем?

— Нет. Я просто выложил его на стол, чтобы любоваться. Видите, это Сильвия Хукс, которая играла в фильме «Душка». Она превосходная актриса.

— Понимаю, это секрет…

— Нет, никакого секрета, просто не хочу.

Подержать паузу — лучший способ заставить Стеллинга говорить. После двух секунд он не выдерживает.

— Вы видели «Стрелочника»? Новый фильм будет в чем-то на него похож. Здесь тоже действие происходит в одном месте и укладывается по времени в год. Это тоже история любви. Условно — XIX век. Но очень условно, потому что я не стремлюсь к аккуратности в деталях, а сама история — вечная. XIX век нужен мне для моих собственных целей. Он более романтичен, что ли. А мне хочется сделать такой фильм, чтобы в финале люди плакали. Это моя основная цель — заставить людей плакать.

— И что за история?

— Это фильм по мотивам всех великих историй любви — «Ромео и Джульетта», «Травиата», «Богема». Понятно, никто не сочиняет любовных историй. Любовь, она уже есть, ее не нужно сочинять. Придумать надо только помехи для любви.

У меня дело происходит в некоем санатории. И там — изумительно красивая девушка, которая очень больна. Она должна умереть — это всем известно с самого начала. И в нее влюбляется мужчина. Причем, когда он с ней, ее состояние ухудшается, но стоит ему отойти подальше, и она идет на поправку. То есть его любовь ее убивает.

— То есть это будет Драма с большой буквы?

— В целом да, но там будет и много смешного. Такой специфический юмор. Например, есть сцена в кафе — там сидит человек в кресле-каталке, и вот мы видим, как он заказывает себе выпить, а когда официант приносит алкоголь, клиент уже мертв. Такие вот смешные вещи…

— Да уж, обхохочешься.

— Нет, ну если вы ненавидите этого человека, то действительно смешно получается. Это как в вестерне — плохого персонажа нужно убить.

Юмор — вообще странная вещь. Помимо прочего, есть чисто национальные различия. Например, голландцы русского юмора не понимают. Вот у Пушкина есть рассказ про двух соседей-землевладельцев. Там один из соседей крадет землю у другого, а тот от стыда убивает себя (названия рассказа Стеллинг вспомнить не может, видимо, речь идет о начальном эпизоде из повести «Дубровский»). Здесь все читатели напряженно реагируют на этот сюжет: вот, русские так странно живут. А я объясняю: да нет, это же такая ирония, это смешно. Они — русские — так шутят, и это очень сложно объяснить.

А у немцев другой юмор. Вот в «Иллюзионисте» у героя шрам от операции на лбу. Где-то в Германии был показ, и меня спросили: «Почему здесь? Это же самая плотная часть черепа, здесь невозможно сделать разрез». А я говорю: «Именно поэтому, в том и юмор, что такого следа от операции быть не может». Но немцы не понимают, они продолжают спрашивать «почему так?» и «зачем так?». Так устроены их мозги — они не шутят просто ради того, чтобы шутить.

— Вы с симпатией относитесь к России?

— Да. И мне очень понравилось там работать. Единственное, поцелуи были проблемой. Сначала все было хорошо, но потом члены моей команды начали от избытка чувств целовать меня в губы. Все чаще и чаще. И приходилось терпеть. Потому что мне очень важно работать в команде. Важно со всеми хорошо познакомиться, всех понимать, знать секреты своих актеров и других членов группы.

Если такие семейные отношения получаются, то люди дают мне советы, придумывают что-то для фильма. И я их слушаю. Мы вместе смотрим отснятые материалы, решаем, что оставить, что выкинуть. Когда я это делал в России, на фильме «Душка», я заметил, что Сергей Маковецкий не смотрит с нами, а стоит в стороне и за нами наблюдает. Выяснилось, что в России так делать не принято. Что режиссеры не показывают актерам отснятые материалы. Я не понимаю — почему?

Стеллинг и впрямь готов советоваться по поводу своего кино с каждым. В том числе и со мной.

— Я вот думаю, кого взять на главную роль. Герой фильма — русский по происхождению. Как думаете, Рутгер Хауэр подойдет? Похож он на русского?

— Ммм… На мой взгляд, не очень.

— Ну, он же бывший русский. Ладно, надо еще подумать.

Ужин подходит к финалу, и Стеллинг заказывает кофе.

— Даме — кофе с молоком, а мне, как обычно, маленького Обаму. (Объясняет в ответ на удивленный взгляд.) Я пью капуччино, сильно присыпанный сверху какао. После выборов я назвал его «Обама». Это ведь чудо какое-то, что Обама победил. Все может очень измениться к лучшему. Хотя многие считают, что больше года он не проживет. Его просто уберут.

— Вы такой общительный человек. Любите внимание, легко соглашаетесь на интервью… Вам, должно быть, обидно, что в своей родной стране вы не слишком популярны как режиссер…

— Отчасти это даже проще для меня. Потому что когда люди мне в глаза говорят, что я хороший режиссер, я смущаюсь. Мне куда больше нравится, когда они это говорят друг другу: «О-о! Стеллинг — классный режиссер». Так было, например, с Балабановым. В одном из своих интервью он сказал: «Один из моих любимых режиссеров — это Йос Стеллинг». Очень приятно было прочитать. Но когда кто-то говорит мне это в глаза, я теряюсь и не знаю, что ответить. Мне проще, когда вокруг все демократично.

—

Источник: Openspace.ru