Я снимаю сцену в здании, где работает мой дантист: мать главного героя только что услышала диагноз своей дочери и теперь заходится в рыданиях, стоя у лифта; а ещё нам сообщили, что кто-то из других арендаторов вызвал полицейских. Разрешения на съёмку у нас нет. В тот момент, когда камера начинает работать и я жду от моей актрисы, что она опустится на пол, помощница режиссёра шепчет: "Полиция уже здесь, мы должны прекратить". Если я закончу снимать сейчас, то не получу необходимого результата. Помощница явно взволнована, по правде говоря, она на грани паники. "Мы должны остановиться", – повторяет она. Я показываю жестом, что сцена может продолжаться. Секунды тянутся медленно, помощница начинает сжимать мою ладонь обеими руками; отчаянно, но не нарушая устоявшейся этики (только режиссёр может произнести священное слово "снято"), она шепчет снова и снова: "Мы должны остановиться!" Я жду… жду… актриса опускается на пол, парень, играющий ее мужа, становится перед ней на колени, начинает утешать её, и... "Снято". Мы собираемся, в то время как копы говорят с огорченным арендатором.
