ТВ Парк. Трудно быть... Михалковым

Мы общались долго. Я был удивлен, что Никита Сергеевич много и откровенно говорил о сегодняшнем кино. Но – самые острые темы не вошли в редакционную версию – не формат. Отчасти я их понимаю, потому что «ТВ Парк» – это телегид. Просто обидно.

Интервью выйдет завтра: не в моей рубрике, а в разделе «Лицо с обложки», – для них это максимум заострения темы. Когда я издавал журналы «Посмотри» и «Fакел», я чувствовал себя свободным в выборе тем, в подаче – ничто меня не ограничивало. Теперь я думаю: чтобы быть более свободным, может быть, мне стоит вести интервью для собственного блога, – что скажете?

Никита Михалков: «Не для славы, не для денег, не для рекламы»

За обладание «Золотой пальмовой ветвью» Каннского фестиваля в этом году поборется картина режиссера, актера, продюсера – Никиты Сергеевича Михалкова. О фильме, о будущем российского кино с ним беседует режиссер и продюсер Юрий Грымов.

Ю. Никита Сергеевич, спасибо, что не поехали на открытие Каннского фестиваля, – интервью для «ТВ Парка» важнее.

Н. Безусловно, Юрий.

Ю. На экранах – ваша новая работа – «Утомленные солнцем: Предстояние». Потом будет «Цитадель». Сколько лет вы потратили на фильм?

Н. Восемь. За последние 20 лет это первая большая русская картина о Великой Отечественной.

Ю. В России идет полная трехчасовая режиссерская версия, для Каннского фестиваля вам пришлось что-то поменять?

Н. К фестивалю подготовлена более короткая версия, два с половиной часа.

Ю. В Интернете в связи с выходом фильма появился шквал сообщений, – показ фильма оказался на грани срыва. Вам не кажется, что у вас не случилось контакта со зрителем?

Н. Я прокатом никогда не занимался. Это не моя профессия. И я никогда в это дело не лезу. Фильм – это восемь лет работы большого количества людей. Не для славы, не для денег, не для рекламы. Просто так нужно. Говорят, кино – конъюнктурное, для правительства, – ну, что я буду объяснять?..

Ю. Говорят, есть ветераны, которые уходили с показа.

Н. За 40 лет они получили свое кино.

Ю. Тогда кто этот зритель, который сегодня придет на ваше кино?

Н. Я убежден, что это будет зритель, которому будет 15, 16, 28 лет, но он придет.

Ю. Вы же прекрасно знаете, что идет сегодня в кинотеатрах, и что смотрит публика 15-16 лет. А у вас еще на две части фильм разделен… Чья идея была сделать продолжение?

Н. Моя. Потому что есть вещи, которые дорогого стоят, скажем, флэшбеки с девочкой Надей из первого фильма.

Ю. Комдив Котов. В «Предстоянии» – он уже сломанный человек?

Н. Он сломанный, но не сломленный. Для него война – мать родная. Проблема в том, что сегодняшние 98% активного населения страны и неделю бы не продержались там, где он оказался.

Ю. Вообще, на съемках трудно с родственниками работать?

Н. Мне нет.

Ю. С каким трудностями столкнулись на съёмках?

Н. Бывает очень мучительно, когда ты видишь, что в 28 градусов мороза, в пургу нужно тащить двух раненых, да еще под ветродуями, и еще запускают цемент, который изображает мелкий снег, – это тяжело, актеры задыхаются.

Ю. Я, когда делал фильм с американцами и с арабами – «Чужие», они научили меня фокусу – распылять не цемент, а комбикорм. Все то же самое, но по крайней мере если человек «нажрался» этой пыли, то его в худшем случае стошнит.

Н. Я не знал. Спасибо, возьму на вооружение.

Ю. Никита Сергеевич, какое будущее вы рисуете российскому кино? Я считаю, что кино как культурное явление во времени уходит. Уходит вообще большой стиль. Кино остается как бутик, как вкусный ресторан, понимаете?

Н. Понимаю, но я не согласен с тем, что большое кино и большой стиль уходит. «Робин Гуды» – это все большой стиль. Картина «Повелитель бури» – это большой стиль.

Ю. Но сегодня картина «Серьезный человек» братьев Коэнов вышла всего 12-ю копиями в России. Вот что с этим делать?

Н. Переломить. Это надо переламывать.

Ю. Кто это будет делать?

Н. Деньги.

Ю. Деньги? А где их брать? Сегодня российское кино не возвращает деньги вообще.

Н. Но я надеюсь, что смогу вложить в это свою лепту.

Ю. Сумасшедших мало, все циничные. Мир стал циничным. Арифметика.

Н. Полжизни работаешь на имя, полжизни имя должно работать на тебя. Можно найти деньги, сложно, но можно. От Министерства мы получили один миллион долларов на первый фильм, и один – на второй. Все. Деньги «ВТБ» и «Внешэкономбанка» – это не деньги, данные мне, это инвестиционный проект. Но не нужно мерить культуру деньгами.

Ю. Ни в коем случае. Это страшная ошибка. Никита Сергеевич – вы большой, уважаемый человек. И объединение у вас называется основополагающе – «Три Тэ»: Товарищество, Творчество, Труд. Но человек труда (вчера это слесарь на заводе, сталевар) сегодня – нанятый, на грани рабства гастарбайтер, к которому плохо относятся. Это так разрушилось отношение к труду?

Н. Ты видел хоть одну рекламу, которая предлагает поступать в техническое училище? Или быть шахтером или учителем?

Ю. Культ денег, культ карьеры, как в 90-е годы… В институт, который готовит сотрудников таможни, конкурс больше, чем на актерский факультет. Но так не может быть: мальчик или девочка сидят за четырьмя бумагами и выполняют трудную нудную работу, – они не могут этого хотеть.

Н. О чем мечтают современные девочки?

Ю. Выйти замуж за деньги, а не за принца.

Н. Потому что благополучие в средствах массовой информации – оно занимается внешним видом. Ты хоть одну книжку на тумбочке видел в проекте «Дом-2», например? Понимаешь благополучие предлагается только тем, кто живет в городе и занимается шоу-бизнесом. А что там вне города? Есть русский человек на земле. Я много езжу по стране и вижу сколько разрушенных деревень, сколько пустующей земли, которая тоскует по человеку. Неужели нужно дождаться китайцев, чтобы оживить нашу землю?

Ю. Никита Сергеевич, не надо отдавать землю китайцам… Почему во всем мире (Китай, Япония, Италия, Франция) есть квота на национальное кино? Ответ простой: потому что китайцы хотят быть китайцами. Во всем мире есть отчисления иностранного кино национальному кинематографу… Мне просто обидно, что сегодня русское кино у зрителя вызывает такое нежелание идти на него.

Н. Мы все для этого сами сделали. «Яйца судьбы». Что же ты хочешь?

Ю. Самое страшное знаете в чем? Пусть себе снимают «Яйца судьбы», но миллионы ведь этого хотят. С кинопрокатом в России – вообще страшная вещь: мы отдаем кинотеатрам 50% выручки. Такого нет даже в Америке-кинодержаве. Это же кинополитика государства: можно же сделать, чтобы было хотя бы не пополам?

Н. Когда человек болеет, то болеет весь.

Ю. Вы это понимаете, я это понимаю и очень много людей это понимают. Неужели мы не можем чего-то сделать совместно, чтобы нас услышали? Государство, закон. Я в это не верю.

Н. А почему до сих пор не услышали? Потому что это никому не нужно.

Ю. У вас сейчас больше оптимизма или пессимизма в плане развития кино на территории такой большой страны, где 150 миллионов человек говорят на русском языке.

Н. Это рынок, это огромный рынок.

Ю. Но мы же его проиграли американцам.

Н. Проиграли.

Ю. Есть шанс реванша? Или это никому не нужно?

Н. Я думаю, что для этого нужно дойти до какого-то рубежа.

Ю. Но вот один наш цеховой, профессиональный рубеж случился. Я смотрел по телевизору, слышал про все эти разговоры в Союзе кинематографистов. Вы – режиссер, уважаемый человек, должны были развернуться и уйти тогда: ребята, разбирайтесь сами, как хотите!

Н. Вы помните рассказ Пантелеева про честное слово? Вот мальчика поставили на посту и забыли про него, а он дал честное слово.

Ю. Для многих людей были возмутительными такие перепалки в Союзе кинематографистов. Зачем это надо?

Н. Есть такая замечательная мысль: публичное возмущение придает значимости любому идиоту. Я убежден, что есть огромное количество людей думают по-другому, публично они не возмущаются.

Ю. В Союзе есть и уважаемые люди, профессионалы. Тот же самый Эльдар Рязанов, Гарри Бардин…

Н. Они уже давно вне Союза, как и многие кто подписал письмо о выходе из СК.

Ю. И что же за этим стоит?

Н. За всем этим стояла, и продолжает по-прежнему стоять, борьба за влияние и за собственность. Люди хотят влияния, но это же творческий союз. И я собирался уходить. Но не могу же я уйти так, как мне предложили.

А старики, которые остались… Кто-нибудь что-нибудь сделал для этих людей?! Я не могу вот так уйти. Тем не менее после всего этого шумного возмущения, заявления о выходе из Союза написало только 4 человека.

Ю. Я удивлен. Но согласитесь, что такие скандалы – это удар по тому зрителю, который еще любит русское кино.

Н. Соглашусь.

Ю. Если говорить о противостоянии иностранцам, то сегодня только восемь компаний (а не 88!) получают государственное финансирование. И, наверное, тогда эти восемь компаний должны создать свою прокатную компанию?

Н. Может быть. Но это вопрос будущего. В России раскачиваются долго, но решения принимают не спешно.

Ю.Но инициатором же были вы, все об этом писали, это ваша была инициатива.

Н. Нет.

Ю. Откуда она появилась?

Н. Кажется, одним из авторов был Сергей Сельянов. Мне показалось, что это может быть интересным и я только ее озвучил и принимал участие в её разработке.

Ю. Но у остальных – кто не входит в эту «восьмерку»: у меня, у Петрова, у Иванова, – шансы снимать кино равны нулю.

Н. На артхаусное кино, на фестивальное кино – финансирование сохранили, как и прежде в Министерстве культуры.

Ю. Мне кажется, государство должно создавать условия работы рынка. Например, решить вопрос пиратства, чтобы можно было зарабатывать деньги на продаже DVD-дисков. Для малобюджетного фильма заработать на продаже DVD-дисков 2-2,5 миллиона долларов было бы спасительным решением.

Н. Да ради Бога, делайте это, кто мешает?

Ю. Пираты. Государство не делает ничего для того, чтобы с ними разобраться.

Н. Так я занимаюсь этим 5 лет!

Ю. Значит, плохо. Давайте все собираться, с транспарантами выйдем.

Н. Давайте, но это не поможет.

Ю. Почему?

Н. Потому что до тех пор, пока реально не возникнет ситуация, по которой крышевание перестанет быть выгодным.

Ю. Вы же можете, Никита Сергеевич – уважаемый и влиятельный человек, прийти в Правительство и решить вопрос. Почему этого нельзя сделать?

Н. Потому что слишком много заинтересованных в том, чтобы эти деньги шли мимо государственного кармана. Это и есть коррупция.

Ю. А что же можно сделать?

Н. То, что я могу делать, я делаю. Картина, которую я снял, надеюсь, нужна России.

—

Оригинал поста